Луи Буссенар - Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию

Легко представить себе, какую боль терпел мой пациент! В живую плоть пришлось втыкать не менее одиннадцати булавок на расстоянии примерно двух сантиметров одна от другой.

Что касается Сириля и Робартса, то тут все гораздо проще. Кожа головы менее чувствительна, чем кожа лица и рук. Приходится выбрить волосы вокруг краев ран и сшить их аналогичным образом.

Самое трудное сделано. Остается дальнейшее лечение. Оно совсем простое: непрерывное поливание холодной водой. Это лучшее средство против воспаления, наиболее эффективный терапевтический метод в серьезных случаях, применяющийся ныне всеми хирургами. Холодная вода оставляет рану в полном покое и позволяет избежать преждевременного наложения повязки, что очень важно, — как показывает опыт, контакт с воздухом в первые дни может быть пагубным.

Поэтому беру четыре мешка из водонепроницаемой ткани и подвешиваю их с помощью шнурка над четырьмя ранеными (пятый может ходить с больной рукой на перевязи). Затем, проделав маленькие отверстия, вставляю в них подобие трубочки из тонкой веточки эвкалипта с удаленной шомполом сердцевиной.

Набрав в мешки воду из ручья, направляю на раны тоненькую струйку и оставляю дежурного, который должен пополнять резервуары живительной влагой.

Надеюсь, что через четыре дня такого лечения, а может быть и раньше, раненые начнут поправляться и мы сможем продолжить путешествие.

Этот вынужденный отдых, на который нас обрекло приключившееся несчастье, небесполезен и для здоровых участников экспедиции, а также для лошадей, как тягловых, так и верховых. Приятно наблюдать царящее в лагере оживление. Тут поселенцы чистят карабины, почерневшие от пороха, там надраивают до блеска оружие или с ловкостью прилежной хозяйки чинят порванную одежду. Я думал, что только французские солдаты способны так умело штопать или ставить заплаты на мундиры. Теперь с удовольствием отмечаю, что и англичане отлично усвоили эти навыки.

Двадцать четыре часа проходят спокойно, ухудшения здоровья среди больных тоже не наблюдается. Том отлично за ними ухаживает. Достаточно сказать, что они начали есть, даже тот, у кого оперирована щека. Я не сторонник диеты, особенно для таких молодцов. Они потеряли много крови, и надо поддержать их силы. Диета только затягивает лечение и, следовательно, увеличивает плату врачу, а мне не нужно никакого другого вознаграждения, кроме крепкого рукопожатия друзей.

Но двоих моих пациентов тяготит бездействие. Как лучшие представители армии, они, казалось бы, должны были подавать пример дисциплины. Ничего подобного: ропщут, хотят встать и готовы рыскать по кустам за дичью. Использую весь свой авторитет, чтобы запретить им подниматься. Сириль ворчит, Робартс также выражает неудовольствие.

— Послушай, — говорит босеронец. — Так дальше невозможно.

— Да-да! — подхватывает Робартс. — Думаете, нам очень весело? Пусть дадут виски, джина и разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради Бога, Б., позвольте проехаться верхом.

— Немного терпения, друзья. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.

— Как — умерить? — вскричали они одновременно. — Что значит — умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!

— Потерпите, — настаиваю. — Вы ранены. Еще три дня, и будете делать что хотите. Но пока подчинитесь мне. Иначе, дорогие, пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.

В двадцати шагах от «полевого госпиталя» сталкиваюсь с девушками, которые приветливо здороваются.

Мисс Мери пожимает мне руку, как принято у англичан.

— А вы, мисс Келли, — поворачиваюсь к хорошенькой ирландке, — не хотите поздороваться со мной за руку?

— Но, месье…

— Признайтесь, вы на меня сердитесь.

— Я? Почему?

— Очевидно, считаете, что я не излечиваю достаточно быстро кое-кого, кто тоже полагает, будто время тянется слишком долго, и отчаянно скучает.

— О, месье! Если бы я смела…

— Что бы вы тогда сделали, мисс?

— Попросила бы у вас и мисс Мери разрешения пройти ненадолго к этим джентльменам.

— Я не только разрешаю тебе, дорогая Келли, но и хочу спросить месье Б., не можем ли мы обе, не утомляя раненых, побыть там немного.

— Пожалуйста, разрешаю. Это единственный способ удержать больных от безрассудства.

Будучи уверен, что врачебные предписания теперь будут выполняться, иду к повозке, в которой находится мое оружие, беру карабин, охотничьи патроны и, кроме них, четыре боевых. Кто знает, что может случиться! Затем отвязываю Мирадора и зову Тома, который, увидев, что я снаряжен для охоты, делает то же самое.

Уже в течение нескольких дней происходит нечто странное, какая-то чехарда в отношениях. Сириль, продолжая любить меня по-братски, теперь всецело подчиняется Робартсу. Том по-прежнему питает к своему хозяину — майору — фанатичную привязанность, а между тем постоянно ходит за мной по пятам.

Никто и не думает сетовать по этому поводу, ибо все стали как одна семья после пережитых вместе опасностей. Но симпатия особенно сильна между теми, кем владеют одинаковые чувства, и поэтому Робартс и Сириль, два простодушных гиганта с любящими сердцами, стали неразлучны так же, как ваш покорный слуга и Том, туземный неграмотный врачеватель, прирожденный колдун Австралийского континента.

Делаю знак МакКроули, понимающему меня с полуслова, и втроем отправляемся на охоту, вооруженные, однако, как для войны.

— Эй, господа! Куда это вы направились? — окликает нас сэр Рид.

— Собираемся одним выстрелом убить двух голубых журавлей, сэр.

— Выход из лагеря запрещен.

— Но, сэр, мы же не в одиночку.

— Пожалуйста, не возражайте, господа дилетанты. Вы должны получить разрешение на выход и взять с собой четырех человек.

Опускаем головы как провинившиеся школьники. Том пытается спасти положение, приводя свои доводы:

— Мастер, они ушел, далеко, назад, еще солнце.

— Ты с ума сошел, старина. Аборигены, возможно, находятся в ста шагах. Так что компания побольше вам не помешает, не так ли?

— Конечно, сэр.

— Френсис, — позвал скваттер, — сопровождайте этих господ и возьмите с собой еще трех человек.

— С удовольствием, мэтр! — соглашается бесстрашный канадец.

— Месье, — обращается он ко мне, — я счастлив получить возможность поговорить с вами по-французски. Я ведь из Квебека.

— Значит, вы любите Францию? — интересуюсь я, протягивая ему руку, которая исчезает в огромной ладони.

— Да, мосье, — отвечает он по-французски. — Мы там все в душе французы.

— Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Еще успеем наговориться.

Менее чем через час оказываемся в земном раю для охотников. Куда ни глянь — мириады [110] Мириады — великое, неисчислимое множество. птиц со сверкающим как фейерверк оперением. Они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.