Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе

— Чего же, собственно, вы хотите?

— Хочу предложить вам…

— Мне? Что же именно?

— Своих матросов, в помощь вашим. Я не смею воспользоваться плодами ваших трудов, не приняв в них участия.

— Вы хотите, чтобы ваши люди работали вместе с моими?.. Но это невозможно!

— Почему же? Мы будем следить, чтобы они вам повиновались.

— Нет, нет. Здесь все должны делать только французы.

— Но послушайте. Ведь нам придется идти следом за вами.

— Пожалуйста.

— Еще одно слово, капитан! Вообразите, что этот канал сделан немцами! Стали бы вы им пользоваться?

— Ни за что!

Французские матросы возмущены. — Немецкая бесцеремонность. — Военная хитрость. — Понижение температуры. — Приметы ранней зимы. — Обморожение. — Экскурсия.

Капитан и офицеры «Галлии» не могли нахвалиться своим экипажем. Матросы безропотно преодолевали все трудности. А между тем дело, которым пришлось заниматься, было для них ново и непривычно. Они не совсем понимали конечную цель своего труда, но, не щадя сил, старались продвинуться еще хоть на несколько метров к северу, к неведомой географической точке где-то там, среди льдов.

Зачем? А кто его знает! Капитан приказал — значит, надо. Вся команда обожала де Амбрие и готова была идти за ним в огонь и в воду.

А тут еще немцы, пруссаки… Таращатся… Следят за каждым шагом… Как же тут не показать себя?

Но однажды утром матросы увидели, что в канал, проложенный их руками, входит немецкий корабль!

Только дисциплина заставила французских моряков сдержать охватившую их ярость.

— Гром и молния! — вскричал Плюмован. — Чужими руками жар загребают!

— Не жар, а лед, — возразил другой матрос, тоже парижанин, — но от этого не легче.

— Pécaïre! — буквально зарычал Дюма. — Одно слово, капитан, — и я всех их перестреляю…

— Caraï! — крикнули баски. — На абордаж!..

— На абордаж!.. Это дело! — вторили им нормандцы.

— Maler d’ouá! На абордаж! — твердили бретонцы.

— Тихо вы, там! — спокойно одернул их Геник. — Не суйтесь, когда не просят!

— Как же такое терпеть, боцман? — разом заговорили матросы.

— Тошно смотреть даже через солнечные очки!

— Сказано, не шутите! Капитан так этого не оставит! Он знает, что делает!

— Ну, если так… Оно конечно… Капитан знает…

Одного упоминания о капитане было достаточно, чтобы волнение улеглось.

К двенадцатому августа, после множества удач и неудач, канал уже достиг тысячи шестисот метров в длину. Чем ближе клонилось к горизонту солнце, тем становилось холоднее, но путь, проложенный с таким трудом, пока еще не сковало льдом. И «Германия» не упустила случая приблизиться к французскому кораблю на полторы тысячи метров, нисколько не заботясь об этике. Немцы не зря торопились: тринадцатого августа мороз усилился, и южный выход из канала замерз.

Но в середине льда не было, и капитан Вальтер решил двигаться за французами следом, благословляя свою счастливую звезду и надеясь на успех.

В тот день, когда обратного пути у «Германии» уже не было, де Амбрие, видимо, не без умысла, неожиданно изменил способ производства работ.

Из опасения истратить весь динамит или же по другой причине он запретил дробить лед динамитом, у правого берега канала велел соорудить временный док, ввести в него «Галлию», а отпиленные глыбы толкать назад, мимо корабля. Таким образом, позади «Галлии» образовался ледяной затор.

Немцы были удивлены, но не решились спросить, почему соперники больше не используют динамит.

Они простояли двенадцать часов, а тем временем французские моряки успели протолкнуть восемь глыб, каждая метров по пятнадцати. За ночь глыбы смерзлись, встав стеной между «Галлией» и «Германией». Разрушить эту преграду капитан Вальтер не мог, не имея таких приспособлений, как у конкурентов.

Задумано было ловко, не придерешься. В данном случае де Амбрие волен был действовать по собственному усмотрению.

Из-за своей бесцеремонности немцы оказались в ловушке. Нечего было и думать выбраться из канала до оттепели. С «Германии» доносились проклятия и отборная зарейнская ругань. Зато экипаж «Галлии» ликовал.

— Попались, головастые! — кричал Плюмован.

— Сидите теперь тут до второго пришествия! — гремел эльзасец.

— Здорово придумано! Верно, парижанин? — спросил Ник.

— Еще бы! Первый сорт!

— Malar d’oue! — засмеялся Легерн. — Они до будущей весны тут просидят!

— И поделом им! Пусть не лезут куда не надо!

— Теперь, по крайней мере, будем стараться для себя!

— Дни стали короче, время уходит…

— Солнце едва светит!

— Ночи длинные… А холодище какой!

— А вдруг не очистим канал до конца?

— Поглядим, что будет!

— Во всяком случае, немцы теперь с места не двинутся…

Погода резко менялась.

Ночи становились длиннее и темнее, солнце все ниже склонялось к горизонту. Оно словно расплющилось, стало бледным и нехотя восходило над этой обездоленной землей.

Через пять недель, двадцать третьего сентября, наступит осеннее равноденствие, а после него начнется страшная арктическая зима.

Переход от полярного дня к полярной ночи бывает резким. Слегка оттаявшая земля мгновенно замерзает, нависшую над ней густую мглу не в силах рассеять даже солнце, то и дело валит снег, мороз по ночам крепчает.

Французы ожидали, что еще недели три простоит хорошая погода, но она испортилась через десять дней. Все предвещало раннюю зиму.

Минула еще неделя.

Капитан поставил вторую механическую пилу, и теперь работа велась даже по ночам при электрическом освещении. Силы матросов были на исходе. Не помогал даже энтузиазм. То один, то другой отмораживал себе руки, ноги. Доктор опасался гангрены и предписал некоторым полный покой.

Выбыло из строя пять человек.

Больше всех пострадал бедняга Констан Гиньяр. Отмороженная нога распухла и посинела. Доктор назначил ему ледяные компрессы — простое, но очень хорошее средство, и сказал:

— Через неделю все пройдет.

Неделя, конечно, не много. Но сейчас дорог каждый день.

И все же нельзя рисковать здоровьем людей. Капитан это хорошо понимал и смирился.

А ведь еще какой-нибудь километр — и «Галлия» выбралась бы в свободные воды!..

У де Амбрие оставалась одна крохотная надежда — на оттепель. Ведь тогда можно будет продолжить работу. Иначе судно останется в ледяном плену до весны.

Что будет, то будет, а пока надо хоть как-то развлечь матросов. Устроить, к примеру, небольшую охоту на санях. Свежие припасы давно кончились, да и собаки засиделись. Доктор одобрил это намерение.

Сказано — сделано. Запрягли сани. Ехать должны были: доктор, Дюма, парижанин, два баска, оружейный мастер, помощник машиниста и эскимос. Капитан со своим помощником, боцманом и машинистом оставались при больных.