Пэм Муньос Райан - Эсперанса

– Нет, я уже выясняла. Они всегда выбирают голубоглазую девочку со светлыми волосами.

– Но это неправильно, – возмутилась Эсперанса. – Они же сами говорят, что главное – хорошо учиться!

– Ну, объяснение-то они найдут всегда и всему. Так уж это устроено, – сказала Жозефина. – Мелина рассказывала, что в прошлом году самые лучшие отметки были у японской девочки. Но ее все равно не выбрали.

– Тогда зачем они твердят, что главное – успеваемость! – воскликнула Эсперанса, понимая, что ни у кого нет ответа на этот вопрос. Ее сердце уже болело за Исабель.

Неделю спустя, закончив работу, Эсперанса, положила пучок спаржи на стол. Эти стебли казались такими же сильными, как и желание Исабель стать королевой. Рабочие не успевали собрать спаржу, как буквально через несколько дней им приходилось снова возвращаться на поля, потому что показались новые ростки. А Исабель говорила только об одном – сможет ли она заслужить цветочную корону победительницы.

– Я ненавижу спаржу, – сказала Исабель, едва подняв глаза от домашнего задания.

– Во время сбора винограда ты ненавидишь виноград, когда мы собираем картошку, ты терпеть не можешь картошку, а в сезон спаржи ты ненавидишь спаржу. Думаю, когда будет урожай персиков, ты возненавидишь персики.

Исабель рассмеялась:

– Нет, персики я люблю.

Гортензия помешивала бобы в кастрюле. Эсперанса сняла грязный фартук, в котором работала под навесом, и надела другой. Она начала отмерять муку, чтобы испечь тортильяс. Через несколько минут она раскатала свежее тесто и обваляла его в муке, после чего ее руки выглядели так, как будто на них были белые перчатки.

– Моя учительница выберет Королеву Мая на этой неделе, – сказала Исабель. Она была очень возбуждена.

– Да, ты уже говорила, – сказала Эсперанса. – А есть ли еще какие-нибудь новости?

– Строят новый лагерь для приехавших из Оклахомы, – сказала Исабель.

Эсперанса посмотрела на Гортензию:

– Это правда?

Гортензия кивнула:

– Об этом объявили на собрании лагеря. Владелец фермы купил несколько армейских бараков, и их поселят туда, поближе к нам.

– У них будут туалеты в домах и горячая вода! А еще – бассейн! – воскликнула Исабель. – Наша учительница все нам рассказала. И мы все сможем в нем плавать!

– Раз в неделю, – сказала Гортензия, глядя на Эсперансу. – Мексиканцы смогут плавать в этом бассейне только по пятницам днем, а утром в субботу бассейн будут чистить.

Эсперанса слишком сильно надавила на скалку.

– Они думают, что мы грязнее других?

Гортензия не ответила. Она отвернулась к плите, чтобы заняться лепешками, но перед этим многозначительно посмотрела на Эсперансу и поднесла палец к губам – мол, не стоит обсуждать это в присутствии Исабель.

Вошел Мигель, поцеловал мать, взял тарелку с горячей лепешкой и повернулся к кастрюле с бобами. Его одежда была покрыта грязью.

– Как ты умудрился так испачкаться? – спросила Гортензия.

Мигель сел за стол.

– У нас объявилось несколько человек из Оклахомы. Они согласились работать за полцены, и хозяева наняли всех. – Он посмотрел в тарелку и покачал головой. – А ведь кое-кто из них никогда не работал с такими механизмами. Начальник объявил, что я ему больше не нужен. Они собираются обучить новичков. Сказал, что я могу рыть канавы или класть рельсы, если хочу.

Эсперанса уставилась на него. Ее белые от муки руки повисли в воздухе.

– И что ты сделал?

– А ты не видишь по моей одежде? Рыл канавы. – Его голос прозвучал резко, но он продолжил есть, как будто ничего не произошло.

– Мигель, как ты мог на это согласиться? – спросила Эсперанса.

Мигель повысил на нее голос:

– А что мне еще, по-твоему, оставалось?! Я мог уйти. Но тогда мне не заплатили бы за сегодняшний день! У людей из Оклахомы тоже есть семьи. Мы все должны работать, если не хотим умереть с голоду!

Эсперанса неожиданно потеряла самообладание. Ее гнев вырвался, как вырывается под давлением вода из труб для орошения полей.

– Почему твой начальник не послал рыть канавы других? – Она посмотрела на тесто, которое держала в руке, и швырнула его в стену. На секунду оно прилипло, а потом медленно сползло вниз, оставляя темный след.

Исабель серьезно посмотрела сначала на Мигеля, потом на Эсперансу и Гортензию:

– Мы умрем с голоду?

– Нет! – ответили они хором.

Глаза Эсперансы вспыхнули. Она выбежала из дома, хлопнув дверью, и пошла мимо тутовых деревьев и персидской сирени в виноградники.

– Эсперанса! – Она слышала голос Мигеля, но не ответила. Дойдя до конца одного ряда лоз, она пошла вдоль другого.

– Анса! – Мигель ее догонял. Не сводя глаз с деревьев тамариска, растущих вдали, она ускорила шаг.

В конце концов Мигель настиг ее, схватил за руку и притянул к себе:

– Да что это с тобой?

– Неужели это и есть лучшая жизнь, ради которой ты оставил Мексику?! Здесь все не так! Исабель ни за что не стать королевой, как бы она ни старалась, потому что она – мексиканка! Ты не можешь быть здесь механиком, потому что ты – мексиканец! Мы шли работать, продираясь сквозь толпы наших соотечественников, которые бросали в нас камни, и я боюсь, что они были правы! Этих людей отправили в Мексику, хотя они никогда там не были! И только за то, что они открыли рты. Мы живем, как в конюшне! Все это тебе безразлично? Ты слышал, что для приезжающих из Оклахомы они строят новый лагерь с бассейном? Мексиканцы смогут плавать в нем только раз в неделю, перед тем как его будут чистить! Ты слышал, что у них в домах будут туалеты и горячая вода? Почему так, Мигель?! Не потому ли, что у них здесь самая светлая кожа? Скажи мне! Неужели такая жизнь лучше, чем жизнь слуг в Мексике?

Мигель посмотрел на заходящее солнце. На землю ложились длинные тени. Потом он снова повернулся лицом к Эсперансе:

– В Мексике я был гражданином второго сорта. Я стоял на другом берегу реки, помнишь? И остался бы там до конца жизни. А здесь у меня, по крайней мере, есть шанс, хоть он и невелик, стать чем-то большим, чем я был в прошлом. Тебе этого никогда не понять, потому что ты никогда не жила без надежды!

Она стиснула кулаки и в гневе закрыла глаза: – Мигель, неужели ты не понимаешь? Ты все еще гражданин второго сорта, потому что ты ведешь себя так робко! Ты позволяешь им пользоваться собой и чувствовать свое превосходство. Почему ты не пойдешь к своему начальнику и не выскажешь ему все, глядя в глаза? Почему ты не защищаешь себя и не говоришь о своих способностях?

– Так же говорят забастовщики, Эсперанса, – холодно сказал Мигель. – В этой стране добиваются желаемого разными путями. Может быть, я и должен быть решительнее, но я уверен, что однажды добьюсь успеха! Агуантатв тантито и ла фрута каэра эн ту мано.