Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

— Бывший шеф, — уточнил Краусс, — все мы, к сожалению, бывшие, и потому списки пусть достанет герр Валбицын. И сохраняет их. — Отступил назад и подал ключ Валбицыну.

Тот сразу взял его, и Краусс понял, что победил. Кранке тоже наконец уяснил свое поражение и пробормотал:

— Ну, если уж так... Все же я считал...

— Никого не интересует, что вы считали! — Краусс бесцеремонно отстранил гауптштурмфюрера. — Достаньте документы, — приказал он Валбицыну.

Валбицын не без удовольствия открыл сейф. Во-первых, приятно, что этого чванливого Кранке поставили на место, во-вторых, сам факт, что секретнейшие списки будут храниться у него, свидетельствовал о доверии Краусса, что тоже немаловажно. Достал черную папку, вытащил из нее бумаги. Всего несколько десятков листков с напечатанными на них фамилиями. Но чего стоят они!

Валбицын сложил листки и засунул во внутренний карман куртки.

— Мы должны поторопиться, — сказал Краусс, внимательно наблюдая, как Валбицын прячет списки. — Надеюсь, вы собрались?

Кранке взял стоящий в углу комнаты большой чемодан, а Валбицын подхватил с кровати рюкзак. Легко подняв его одной рукой, сказал беспечально:

— Вот и все мое имущество, нажитое чуть ли не за полвека. Момент, — обернулся он к Крауссу, — там в баре стоят две непочатые бутылки. Они уже не достанутся Генриху фон Шенку, и жалко, чтобы такой хороший коньяк выпил какой-то красный комиссар. Есть предложение реквизировать!

— Давайте, — согласился Краусс. — Только быстро.

Валбицын поспешил к винтовой лестнице. Кранке потянул свой большой чемодан к выходу, а Краусс задержался в подвале. Дождался Валбицына и, глядя, как тот упаковывает бутылки в рюкзак, сказал:

— Самолет может взять лишь двоих...

— То есть?.. — не понял Валбицын.

— Я говорю — двоих... Неужели надо разжевывать?

— Имеете в виду?.. — Валбицын смерил штурмбанфюрера недоверчивым взглядом.

— Да, меня и вас.

— А Кранке?

Краусс рубанул воздух ладонью:

— Насколько мне известно, для вас это не так уж и сложно... Только где-то там, в парке. И без шума.

Валбицын едва заметно поморщился.

— Неужели лишь двоих? — переспросил он. Краусс кивнул, и Валбицын вздохнул. — Хорошо, — сказал, но без особого энтузиазма. — Если нет иного выхода...

Краусс пропустил его вперед. Они догнали Кранке уже в аллее. Гауптштурмфюрер шел согнувшись от тяжелой ноши. Он шагнул в сторону, давая дорогу. Краусс обогнал его, а Валбицын замедлил шаг и нащупал в кармане нож, острое лезвие которого выбрасывалось от легкого прикосновения к пружине. Оглянулся: старый Георг стоял на крыльце и смотрел им вслед. В принципе Валбицыну было наплевать, что подумает о нем камердинер, однако все же решил подождать немного, зная, что дальше, неподалеку от ворот, аллея суживалась и круто поворачивала. Тут вплотную к ней подступали кусты сирени — удобное, укромное место. Кранке и не пикнет.

Валбицын посмотрел на гауптштурмфюрера, и что-то, наподобие жалости, шевельнулось в нем. Все же плохо, что самолет берет лишь двоих. Вон как старается Кранке. Чемодан чуть ли не отрывает ему руку — собрал самое ценное, кажется, в чемодане есть два или три полотна довольно известных художников. Оберштурмфюрер Телле не без зависти рассказывал когда-то, что Кранке ограбил во Львове какого-то богатого еврея...

Подумав о картинах, Валбицын решил, что чемодан вряд ли следует оставлять: американцы — деловые люди и смогут заплатить за это барахло неплохие деньги. В конце концов, можно поделиться с Крауссом... Теперь уже согбенная фигура гауптштурмфюрера не пробуждала в нем каких-либо теплых эмоций.

Аллея повернула к воротам, кусты вплотную подступили к ней. Валбицын достал нож. Шагнул в сторону, примеряясь к спине Кранке, нажал на кнопку, ощутив короткий рывок лезвия, поймал напряженный взгляд обернувшегося Краусса и ударил гауптштурмфюрера сильно и точно, как когда-то на тренировках в юнкерском училище.

Жеребец бил крепким копытом в деревянную перегородку стойла и раздраженно фыркал. Миша спустился с сеновала и дал ему пить, затем вывел на двор и пустил его побегать в загоне.

Вороной стал дыбом и заржал, радуясь свободе. В конюшне откликнулась кобыла. Миша оглянулся и увидел в дверях Карла. Старик погрозил ему кулаком, указал на жеребца, а потом выразительно обвел рукой вокруг шеи, показывая, что угрожает юноше. Однако Миша лишь захохотал в ответ. Карл с поднятыми кулаками бросился на него, но Миша взял его за грудки и сильно тряхнул. Карл испуганно вытаращил глаза и пробормотал:

— Графский конь, самого Генриха фон Шенка, знаешь, что тебе будет?

— А мы теперь вашего фон Шенка туда же отправим. — Миша повторил жест Карла, не без удовольствия наблюдая, как попятился конюх.

— Точно с ума сошел... — прошамкал конюх, однако, видно вспомнив свое неоспоримое превосходство над ничтожным восточным рабочим, заорал гневно: — Поставь, говорю, коня в стойло!

Миша заложил два пальца в рот, свистнул по-разбойничьи, и жеребец, всполошившись, стал дыбом. Карл поспешно отступил, а юноша насмешливо бросил ему:

— Иди, дед, домой спать! — Хотел добавить что-то, но вдруг увидел над Штокдорфом самолет: он развернулся над селом, накренившись на крыло, летел низко и медленно прямо на конюшню. И снова Миша заметил красные звезды на крыльях и даже пилота в кожаном шлеме, кажется, вроде бы поймал его внимательный взгляд и, переполненный радостью, подбросил кепку и закричал:

— Наши!

Самолет снова лег на крыло и круто повернул. Миша решил, что он сядет рядом на лугу, но рев мотора отдалялся в сторону охотничьего дома, и Миша увидел, как самолет клюнул носом и стал снижаться.

«Уже пошел на посадку», — сообразил он.

Но ведь самолет с красными звездами сел на поле, примыкающем к охотничьему дому, а там вчера вечером остался Бобренок с товарищами. Выходит, это майор вызвал самолет. Вчера ему на помощь примчался танк с автоматчиками, а сегодня — самолет. Это вовсе не удивило Мишу — он сразу разглядел в майоре большое начальство. Юноша подумал немного и бросился к конюшне. Взял седло и уздечку, перескочил через жерди загона, но жеребец разыгрался и не шел к нему. Миша громко обругал вороного и все же, приноровившись, поймал и взнуздал его. Накинул седло, туго затянул подпругу и, открыв ворота загона, вскочил на коня. Не сдерживал жеребца, наоборот, хлестнул прутом, и тот помчался прямо по засеянному полю к дороге, ведущей в обход Штокдорфа к парку фон Шенка.

А Миша все подгонял вороного. Юношу бросало в седле, едва держался. Ему казалось, конь подведет его и он прозевает самое интересное. На мгновение мелькнула мысль, что нарушает приказ майора, отославшего его, однако тут же успокоился: это ведь было вчера — действительно, Бобренок приказал ему возвратиться домой, но с тех пор прошла целая ночь, и теперь он может понадобиться майору.