Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

Когда за Крауссом закрылись двери охотничьего дома, Мохнюк перебежал за кустами к месту, где затаился Бобренок. Привалился к майору, выдохнув ему в ухо:

— Он... Сам штурмбанфюрер Краусс!..

Бобренок успокаивающе похлопал его по плечу:

— Я так и понял.

— Видите, что придумали: наш самолет... И где смогли взять?

Бобренок свистнул дроздом, и чуть ли не сразу из сиреневых зарослей вынырнул Толкунов. Победно улыбался.

— Слетелись пташечки, — сказал он возбужденно, — и сейчас мы их накроем...

— Да, теперь уж никуда не денутся, — согласился Бобренок.

— А какой наглый! — воскликнул Толкунов. — Ты видел: шел по аллее, как у себя дома.

— Привык. Наверно, не раз бывал у фон Шенка. И это нам на руку. — Бобренок, помолчав немного, продолжал: — Будем брать их возле ворот, где твоя засада, старлей. Там кусты подступают к самой аллее. Мы с капитаном дождемся их у самых ворот, а ты подстрахуешь нас в кустах. Если случится осечка, побегут только в твою сторону.

— А самолет? — спросил Толкунов. — Неужели выпустим? Может, раньше возьмем пилота?

Бобренок решительно покачал головой:

— К самолету надо идти полем, незаметно не подберешься. Пилот может заметить опасность и успеет поднять машину в воздух. Как тогда брать Краусса с компанией?

— Жаль.

— Думаешь, мне не жаль? Попробуем взять их аккуратно, а потом уже пилота...

— Точно! — Толкунов засунул ладони под мышки, отогревая. — Пошли, майор, надо разделаться поскорее с этой сволочью.

Сразу за воротами начинались буйные заросли каких-то кустов, заслонявших калитку со стороны поля. Пилот не мог видеть, что делается тут. Высокий деревянный забор огораживал парк. Когда-то, вероятно еще до войны, его покрасили зеленой масляной краской, чтобы не выделялся среди кустов и деревьев, но от солнца и дождей краска пожелтела и кое-где облупилась, а доски рассохлись, образовав щели. Выбрав удобную позицию за воротами, Бобренок стал правее калитки и прилип глазом к промежутку между досками, выглядывая эсэсовцев. Должны появиться с минуты на минуту: вон пилот нетерпеливо расхаживает по полю — наверно, считает секунды...

Отчего же ему волноваться, подумал Бобренок, небо чистое, на поле ни души, только по дороге, сбегающей с холма, движется одинокая фигура — скорее всего, крестьянин из Штокдорфа. Может, пришел взглянуть на озимые или спешит в гости к знакомым. Правда, немцы теперь, возможно, не ходят в гости — хотя война в основном и миновала эти места, осторожность не повредит. Вон самолет с красными звездами почему-то приземлился, примяв озимые, далеко от ближайшего советского гарнизона...

Бобренок повел плечами, сбрасывая напряжение: можно немного расслабиться, пока аллея пуста. От поворота до ворот пятнадцать — семнадцать шагов, значит, у них с Толкуновым будет около десяти секунд, чтобы приготовиться. А это не так уж и мало, даже много. У них с капитаном бывали случаи, когда вопросы жизни или смерти решались в течение секунды или двух. Теперь же в их распоряжении секунд восемь или десять для абсолютной готовности.

Но фактически они готовы... Интересно, сколько человек будет с Крауссом? Судя по сообщению Мохнюка — двое: Кранке и Валбицын... Да кто знает, могли прихватить и охрану. Это, конечно, усложнит задание, но они с Толкуновым уверены, что справятся и с четырьмя, к тому же должен помочь и Мохнюк.

Если успеет...

Ведь успех схватки тут, у ворот, решат секунды, а Мохнюк подстраховывает тыл, он должен вступить в игру при условии, если кому-то из эсэсовцев удастся избежать ловушки, точнее, удрать. Старший лейтенант знает, что делать: брать по возможности живыми, стрелять по ногам...

Бобренок на какой-то миг оторвался от щели, лишь немного пошевелившись, но и этого едва уловимого движения было достаточно: капитан воспринял его как знак тревоги и всем корпусом подался вперед. Бобренок увидел, как побелели у него суставы на руке, сжимавшей рукоятку пистолета. Он покачал головой. Толкунов тотчас расслабился, улыбнувшись Бобренку — искренне и открыто, будто они вовсе не ждали эсэсовцев и нет впереди смертельной схватки.

А они все не шли...

Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом и начало припекать Бобренку плечо, истома разлилась по телу. Вдруг шевельнулось сомнение: а если Краусс обманул их и выбирается сейчас из усадьбы фон Шенка совсем другим путем?

Однако самолет стоит в поле, и пилот нетерпеливо топчется вокруг него. А как уверенно шагал по аллее сам штурмбанфюрер! Без какой-либо тревоги, самоуверенно, вроде и не пришла война на немецкую землю и до сих пор они с фон Шенком тут истинные хозяева...

Именно в эту секунду Бобренок увидел Краусса. Появился тот из-за поворота аллеи — самодовольный, как и четверть часа назад, шагает как на плацу, и полы черного кожаного пальто разлетаются, будто крылья ворона. А за ним еще двое. Один в шляпе с полями, тянет тяжелый чемодан — вон даже перекособочился — и, вероятно, вспотел, вытирает лоб тыльной стороной ладони. Сзади — высокий, в спортивной куртке и вязаной шапке, надвинутой на лоб. Закинув за левое плечо рюкзак, отстал от человека с чемоданом на шаг, поворачивает голову, осматриваясь.

Судя по описанию Мохнюка, высокий — Валбицын, инструктор «Цеппелина» и специалист по документам, бывший врангелевский поручик. Значит, второй — гауптштурмфюрер СС Кранке, шеф команды «Цеппелина», их давний враг. О нем слышали не раз от взятых шпионов и диверсантов. Наконец-то пришлось и увидеться...

Бобренок оторвался от щели и подал знак капитану. Снова увидел, как побелели у Толкунова пальцы в суставах, и показал, что дело придется иметь с тремя противниками.

Толкунов понял и кивнул в ответ. Больше им нечего было обсуждать, и так знали, что должен делать каждый.

«Итак, трое, — с облегчением подумал Бобренок, — это значительно упрощает задание. Теперь главное — взять без шума, чтобы пилот ничего не заподозрил».

Крауссу оставалось до калитки несколько шагов. Майору показалось — услышал его дыхание. Он поднял руку, приказывая Толкунову приготовиться, но Краусс вдруг замедлил шаг и оглянулся на своих спутников. Валбицын, который как будто только и ждал сигнала, внезапно резко отклонился вправо, поднял руку с блеснувшим в ней лезвием и с размаху опустил ее на спину Кранке. Тот бросил чемодан, словно он и в самом деле обременял его, зашатался, но не упал, а сделал еще несколько шагов, наконец колени его подогнулись, ткнулся лицом в гравий аллеи перед самой калиткой, Бобренок услышал, как тяжело вздохнул он в последний раз.

Майор, не отрываясь от щели, почувствовал, как заволновался Толкунов, и предостерегающе поднял руку. Видел, как обошел Краусс тело гауптштурмфюрера, как подхватил чемодан Валбицын, и понял: то, что случилось, совсем не удивило Краусса, выходит, штурмбанфюрер договорился с Валбицыным убрать Кранке, тот почему-то стал им поперек дороги.