Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

И Миша опередил бауэра, не дав ему возможности произнести «нет», ведь тогда бы уж тот упрямо держался сказанного.

— Это — преступник, — сказал первое, что пришло ему в голову и, по его мнению, должно было поразить добропорядочного немца. — Сбежал из тюрьмы и украл коня.

— О-о! — воскликнул бауэр. — Я сразу заподозрил что-то нехорошее. Он проскакал вон там и свернул возле тех деревьев налево. Думаю, к Нойкирхену. И мчался, как безумный.

— Человек в коричневой куртке и вязаной шапке? — на всякий случай уточнил Миша.

— Не разглядел, отсюда далеко, к тому же против солнца.

— Но точно повернул к Нойкирхену?

— Видите три дерева? Там, где дорога поворачивает к Оттербергу... Так он повернул налево — это к Нойкирхену.

Бобренок, услышав такое сообщение, заволновался. Майор остановил «виллис» около трех деревьев, и они с Мохнюком внимательно осмотрели поле слева от дороги. Тотчас нашли следы копыт и подозвали Мишу.

Бобренок показал след и спросил:

— Вороного?

— След большой и четкий. — Миша вспомнил: Карл водил вороного в кузницу совсем недавно, и тут след новой, еще не стершейся подковы. Кивнул и сказал: — Наш жеребец. Видите, огромное копыто, да и какой немец поскачет напрямик полем?

— Точно, — поддержал Бобренок, обернулся к Мохнюку и спросил с сомнением: — Какой же резон Валбицыну подаваться на восток? Нойкирхен на востоке, а Валбицын должен пробиваться на запад. Единственное, что может спасти его.

— Валбицын не такой уж и дурак, — усмехнулся Мохнюк. — И рассуждал именно так, как вы. Вот и пришел к выводу...

— Что следует отсидеться где-то у знакомых.

— Не исключено, что в Нойкирхене или где-то тут поблизости.

Бобренок смерил поле оценивающим взглядом:

— Не проскочим?

— Только в объезд.

Ухабистая дорога меж полей протянулась до темнеющего вдалеке леса. Если следовать логике, Валбицын должен был скакать к нему, и Мохнюк не повернул на широкую дорогу, ведущую в Нойкирхен. Наоборот, выскочив на опушку, «виллис» взял круто налево и, подминая кусты и молодые деревца, проехал еще сотню метров. Догадки розыскников оказались верными: неподалеку нашли следы конских копыт, а через несколько минут стояли в овраге над трупом вороного.

Миша присел и погладил оскаленную морду.

— Хороший был конь, — сказал с сожалением. — Седло снять?

— Зачем? — не понял Бобренок. — Не морочь себе голову. — Увидел примятые кусты на крутом склоне и продолжал уверенно: — Валбицын пошел туда, а потом в Нойкирхен!

— А может, лесом куда-то в другое место? — засомневался Мохнюк.

— К чему же тогда убивать коня? Поехал бы спокойно, леса тут не густые, прореженные, валяй хоть фаэтоном.

— Пожалуй, вы правы, майор.

— Бывал в Нойкирхене? — спросил Бобренок Мишу. — Большое село?

— Обычное.

Оно действительно оказалось обычным — с хорошими, ухоженными усадьбами, но по центральной улице совсем недавно прошли танки и колонна машин, дорогу выбили, и «виллис» бросало на ухабах. Остановились в центре, около магазина. Мохнюк нашел какую-то женщину, расспросил ее и заехал в переулок. Затормозил возле дома с высокой проволочной оградой...

— Тут живет ортсгруппенляйтер герр Райнер Венклевиц.

— С чем это едят? — поинтересовался Бобренок.

— По нашим меркам это что-то вроде председателя сельсовета, — объяснил Мохнюк.

— Он должен все знать?

— Конечно. Тут у них служба оповещения на первом плане. На этом все держалось. — Он нажал на клаксон, и тотчас из дома вышел худой, невысокого роста человек.

Бобренок ожидал увидеть плотного, самоуверенного, чуть ли не в коричневой форме фашиста, а герр Венклевиц выглядел каким-то задерганным и подавленным человеком, которого уже ничто не интересует, кроме разве что мелких семейных хлопот. Он поспешил к калитке и вежливо поклонился офицерам.

Мохнюк, не отрываясь от руля, спросил:

— Ортсгруппенляйтер Райнер Венклевиц?

— Перед вами, — ответил человек и снял шляпу, оголив круглую и совсем лысую, до блеска, голову.

— В вашем селе должен находиться разыскиваемый нами человек, — сказал Мохнюк сурово.

Ортсгруппенляйтер застыл со шляпой в руке.

— Село большое, — развел руками.

— Время военное, — прервал его Мохнюк резко, — а мы разыскиваем преступника! Должны знать, есть ли в Нойкирхене чужие люди. Солдаты, не сдавшиеся в плен, эсэсовцы...

— Вчера таких не было.

— Меня не устраивает этот ответ.

— Хорошо, — согласился ортсгруппенляйтер, — я попытаюсь узнать. Но для этого нужно определенное время. Необходимо побывать у кое-кого...

Бобренок, внимательно слушавший разговор, спросил у Мохнюка:

— Я не все понял, но он, кажется, хочет идти к кому-то?

— Да, у него в селе есть информаторы, он должен расспросить их...

— Отпускать его одного нельзя. Пусть садится в машину.

Мохнюк похлопал ладонью по заднему сиденью, Миша подвинулся, и ортсгруппенляйтер залез в «виллис». Бобренок повернулся к нему боком, разглядывая. Впервые видел близко живого фашиста. Точнее, пожалуй, видел и раньше, среди пленных, конечно, были и члены национал-социалистской партии, но никто не хотел признаваться в этом, отрекались и от Гитлера, и от фашизма, мол, моя хата с краю и каждый должен выполнять свои обязанности. Но ведь этот ортсгруппенляйтер, первый человек в селе, несомненно, наци, знает, что едет в машине с красными офицерами, коммунистами, а особенно не волнуется, хоть и кланялся, держится с достоинством.

Бобренком овладела злость, но он пригасил ее, еще будет время поставить на место этого нахального ортсгруппенляйтера, теперь же надо обуздать свои эмоции, ведь злость — плохой советчик и в данном случае может только повредить.

Венклевиц попросил остановить машину возле второго от края села дома, перевалился через борт машины, выжидательно глядя на Мохнюка. Тот махнул рукой, отпуская его.

— Пусть идет сам, — объяснил он Бобренку. — Все равно убежать не может, а не захочет нам помочь — не заставим. А так, пошепчутся, посоветуются и, чего доброго, поднесут нам Валбицына на тарелочке.

— Ну-ну, — не совсем одобрительно покачал головой Бобренок. — Тебе тут виднее...

Ортсгруппенляйтер возвратился через несколько минут. Снова снял шляпу и поклонился вежливо, пояснив:

— Господам придется подождать примерно полчаса. Я послал Зеппа Кунца побеседовать со своими людьми.

Бобренок медленно вылез из «виллиса». Почувствовал: злость, накапливавшаяся в нем, готова выплеснуться. Остановился напротив ортсгруппенляйтера, спросил, старательно подбирая немецкие слова:

— Вы были членом национал-социалистской партии?

Показалось, что Венклевиц втянул голову в плечи и стал еще немного ниже. Ответил, почему-то прижав руки к туловищу: