Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов

Но змея могла ударить хвостом. И Фрике решил покончить с ней. Приказав всем отойти, приблизился, прицелился и выстрелил.

Сквозь дым увидел, как что-то вдруг выпрямилось, точно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину.

Бултых!.. Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Охотник разглядел, что у змеи пробит затылок. Шейные позвонки перебиты. Конечно, она была убита наповал, но все-таки у нее хватило сил на миг судорожно выпрямиться и только потом упасть. Ну и живучесть!

Молодой человек стоял и смотрел на чудовище, половина которого погрузилась в ил.

Он позвал Барбантона, который тотчас же подошел со всеми неграми.

— Взгляните, жандарм, какого червячка я застрелил. Недурен, а?

— Да, она должна весить не меньше центнера!

— А длина — не меньше двенадцати метров.

— И толщина с бочку. Что же с ней делать?

— Ваши негры привяжут к ней лиану и вытащат из трясины, кожу мы сдерем и подарим месье Андре… Мяса тут около тысячи килограммов. Не пожелают ли подданные Сунгойи взять его вместо слоновьего. Кажется, они едят змеиное мясо. Предложите им.

— Хорошо. А как быть с телом Сунгойи?

— Я сам вытащу его из змеи, потом мы его похороним.

— В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.

— Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.

Фрике подошел к мертвой змее, выломал ей тесаком челюсти, раздвинул с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты его лица еще можно было узнать.

На шее несчастной жертвы висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.

Больше ему, в сущности, ничего не было нужно.

…Тело своего короля негры без дальнейших церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли к себе в поселок.

На несколько дней они были обеспечены продовольствием.

Фрике собрался домой. Мандинги упрашивали его и «генерала» остаться у них, но, разумеется, безуспешно.

Отъезжающие выбрали крепкую просторную пирогу, устроили на ней навес из листьев, велели перенести на нее весь свой багаж и решили ехать в тот же день.

Три негра и сенегалец, из сухопутных капитанов разжалованный в простые гребцы, заняли свои места, и лодка быстро помчались вниз по течению реки Рокель.

Через четыре дня они увидели фритаунский рейд.

Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому причалили к верфи, несмотря на то что всюду еще развевался зловещий желтый флаг — на сигнальной мачте, казармах, больнице.

Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.

— Что с вами, дитя мое? — спросил Барбантон.

— Посмотрите! — отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.

— Вижу: яхта «Голубая антилопа»… А как же мне грустно, что мне туда нельзя… Что-то я не вижу месье Андре…

— А что на мачте? Видите?

— Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!

— Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях и приспущенного французского флага? На яхте покойник.

Тоска овладела в равной мере обоими. Барбантон уже не хотел высаживаться на пристани, он указал гребцам на яхту и крикнул сдавленным голосом:

— К яхте, ребята! Живей!..

Через несколько минут они были на борту — запыхавшиеся, расстроенные… И увидели торжественную, но мрачную и тяжелую сцену.

На яхте гроб. — Тоска и тревога. — Жертва эпидемии. — «Прощай, матрос!» — Во время отсутствия двух друзей. — Что делала мадам Барбантон, пока «генеральствовал» ее муж. — Самоотверженность. — Самообвинение. — Фрике отдает медальон владелице. — Он пустой! — Жандарм сознается в краже с добрыми намерениями. — Два выигрыша. — Отъезд домой.

Палуба яхты являла собой драматическую картину.

В кормовой части на палубе выстроился в два ряда весь экипаж в угрюмом безмолвии. Впереди строя, ближе к рулю, стоял узкий длинный ящик, покрытый флагом. То был гроб.

Возле гроба стоял капитан.

Фрике и Барбантон обмерли, не видя месье Андре. Невыносимая тоска и тревога овладели ими. Но через минуту оба облегченно вздохнули.

Кошмар рассеялся.

О, эгоизм дружбы! Они увидели голову месье Андре, поднимавшегося на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел долгом отдать покойному последний долг.

Жив!

Они готовы оплакать того, кого забрала безжалостная смерть, но слава богу, это не Бреванн. Это было бы ужасно!

— Неужели это она умерла, а я и не помирился с ней перед смертью, — проговорил тихонько жандарм.

Андре подошел к гробу, снял шляпу и, обращаясь к матросам, сказал:

— Я счел своим долгом лично проводить в последний путь нашего рулевого Ива Коэтодона, жизнь которого унесла лихорадка. Нашего бравого товарища приходится хоронить на чужбине, но его могила не будет забыта. Я позабочусь, чтобы ее содержали в порядке. Увы! Это все, что я могу сделать. На всю жизнь останется нам памятной несчастная стоянка в Сьерра-Леоне, и в своих сердцах мы воздвигнем жертве долга монумент, который будет прочнее пышных монументов с громкими словами. Прощай, Ив Коэтодон! Прощай, матрос! Покойся с миром!

Капитан подал знак. Прозвучал свисток боцмана. Четыре человека подняли гроб и поставили на лодку, висевшую на блоках вровень с поручнями штирборта.

Грянул пушечный выстрел. Лодка медленно опустилась на воду вместе с гребцами, державшими весла кверху.

Затем спустили баркас, в котором был капитан и члены экипажа, они сопровождали гроб на английское кладбище.

Тут только Андре заметил Фрике и Барбантона.

— Наконец-то вы вернулись!.. И при каких печальных обстоятельствах!

— На яхте желтая лихорадка?

— Увы, да!.. И дай бог, чтобы обошлось без новых жертв.

— Разве есть и еще больные?

— Есть… не больной, больная… Бедняжка!.. Барбантон, вас ждут с нетерпением. Идите скорее.

— Сейчас, месье Андре… Фрике, пойдемте со мной… Я… не знаю, что со мной делается при мысли… Ведь она все же носит мое имя… болезнь тяжелая…

— Она была в отчаянном положении два дня, теперь ей гораздо лучше. По-моему, она на пути к выздоровлению.

— А если так, я опять начинаю бояться. У женщины, которая перенесла желтую лихорадку и осталась жива, наверное, черт внутри сидит.

— Не говорите глупостей, старый ребенок! Предупреждаю, после перенесенного потрясения вашей жены не узнать. Она переменилась не только морально, но и физически.

— Что вы говорите, месье Андре?

— Только правду, мой друг. Желтая лихорадка появилась на яхте дней десять тому назад. Сначала мы перепугались, потому что сразу заболели двое. Я был прикован к постели и мог лишь заочно давать Указания относительно ухода за больными. Зато ваша жена — вот молодец! — стала сиделкой, день и ночь дежурила около больных, отбросив всякую брезгливость. Все изумлялись ее мужеству, самоотверженности и твердости. Я положительно утверждаю, и это может засвидетельствовать навешавший нас доктор-англичанин, что ее энергия больше всяких лекарств помогала больным и поддерживала бодрость духа остальных членов экипажа. Один из заболевших, безусловно, обязан ей своим выздоровлением. К несчастью, четыре дня тому назад, когда выхоженный ею больной был уже вне опасности, она сама заболела. За другим некому стало ухаживать без нее — и вот мы его сегодня хороним… Идемте же к ней скорее. Она о вас поминутно спрашивает, ваш приход может только ускорить ее выздоровление.