Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов

— Да так ли это, месье Андре? — спросил жандарм, к которому вернулись прежние опасения.

— Даю вам честное слово. Она только того и боялась, что умрет, не помирившись с вами.

— Что ж, тогда идем. Но я гораздо меньше трусил, когда первый раз шел в огонь.

Бреванн, сломанная нога которого только начала заживать, оперся на руку Фрике и сошел вниз. Там остановился у приотворенной двери в одну из спален. Оттуда высунулась хорошенькая головка юнги, исполнявшего, очевидно, обязанности сиделки.

— Она спит? — спросил Андре.

— Ее разбудил пушечный выстрел.

— Войдемте в таком случае… Сударыня, я к вам с хорошими вестями.

— Что мой муж?

— Вернулся. Фрике отыскал его.

— Пришел бы он сюда.

— Он уже здесь… Ну, мой друг, подходите, не будьте ребенком.

— Месье Андре, у меня ноги подкашиваются, — отвечал глухим голосом жандарм, входя в каюту. Сзади его подталкивал Фрике, Андре тянул за руку.

Больная сидела на постели в подушках. Барбантон увидел бледное, худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами. К нему протянулась худая рука… Кто-то зарыдал…

Барбантон бросил на жену растерянный взгляд, машинально взял ее руку, откашлялся, поперхнулся и… не произнес ни слова.

На лице, преображенном страданиями, он не находил прежних жестких, бездушных черт, которые так его раздражали. Куда делись пронзительный взгляд, плотно сжатые саркастические губы… Да, Андре сказал правду: в физическом отношении перемена была полная.

Ну а в нравственном?

Судя по началу, можно было подумать, что и здесь перемены нешуточные.

Больная заговорила тихим, ласковым голосом:

— Друг мой, я уже и не думала с вами увидеться… Такая страшная болезнь! Что за мучение… Мой друг, я вас не понимала. Я с вами очень дурно обходилась. Можете ли вы меня простить?

Барбантон стоял с покрасневшим носом и с мокрыми глазами и теребил бородку.

— Сударыня… мой друг… дитя мое… Я — старый дурак. Больше ничего. Нужно сказать прямо. Я хотел вести дом по-военному, по-жандармски. В чувствах я смыслил не больше австралийского дикаря. Вы возмутились против деспотизма — и хорошо сделали. Я ведь тоже вас не понимал… а потом было поздно.

— До чего вы добры! Вы себя же обвиняете, взваливаете на себя несуществующую вину!.. Ну, будь по-вашему. Скажу лишь одно: я решила начать новую жизнь, если избавлюсь от желтой лихорадки.

— Но ведь опасности больше нет… Так сказал месье Андре.

— При этой болезни бывают внезапные рецидивы. Потом… я хоть и очень рада, что вы вернулись, но меня тревожит, что и вы можете заболеть.

— Об этом не тревожьтесь, сударыня, — прервал ее Бреванн. — Фрике и ваш муж закалились, совершив путешествие по болотам. Здешние миазмы на них не подействуют. С другой стороны — нами приняты необходимые гигиенические меры, так что едва ли стоит ожидать дальнейшего распространения эпидемии. Наконец, мы уходим из этих мест на юг, машина уже разводит пары, и свежий воздух открытого океана сразу освежит корабль… Сударыня, мы оставляем вас наедине с супругом. Вам, вероятно, о многом надо поговорить с глазу на глаз. Пойдем, Фрике.

— Сейчас, месье Андре. Но я должен отдать госпоже Барбантон отысканную мною вещь, которой она несомненно обрадуется.

Парижанин вынул из кармана кожаный мешочек, из которого высовывались концы оборванной цепочки.

Он открыл его и достал знаменитый медальон.

— Эту вещь я вытащил из желудка змеи семь с половиной метров длиной. Змея нечаянно проглотила ее вместе с вором. Я не открывал медальон, не желая быть нескромным. Да и запирается он, вероятно, с каким-нибудь секретом. Впрочем, это неважно. Не угодно ли вам, сударыня, удостовериться, на месте ли билет?

Горячо поблагодарив юношу, который, в сущности, возвратил ей и семейное счастье, и состояние, мадам Барбантон дрожащими руками открыла медальон и вскрикнула от разочарования.

Медальон был пуст.

Фрике и Андре не знали, что думать, и только Барбантон хранил спокойствие.

— Ну что ж! — сказала больная, быстро все обдумав. — Билет потерян, значит, выигрыш пропал. Лучше не думать об этом. Хотя все-таки жаль: ведь он обеспечил бы нам безбедное существование. Ничего, мы оба будем работать — не правда ли, мой друг?

— Элоди, вы потрясающая женщина. Уж как мне понравилось то, что вы сейчас сказали, вы и представить себе не можете. Конечно, мы будем работать, если захотим. А не захотим — будем жить на свои доходы. Вам это знакомо?

Он неторопливо вынул из кармана видавший виды бумажник, из него также неторопливо достал сложенную вчетверо бумажку и подал жене.

— Как!.. Билет!..

— Две тысячи четыреста двадцать один. Мой метрический номер, если вы не забыли.

— Вот это да! — вскричал изумленный Фрике. — Как же так, жандарм, билет у вас, а вы все время молчали?

— Я о нем совершенно забыл. Дело было так. Приехав в Сунгойю после моего побега отсюда, я заметил, что этот непорядочный негр украл у вас медальон. Будь я на службе, я бы его преспокойно арестовал, но тогда надо было действовать иначе. Не оставлять же такую ценность у этой скотины! На другой же день я напоил Сунгойю до положения риз, чем он был очень тронут и тут же произвел меня в генералы, а я воспользовался его состоянием, открыл медальон, вынул билет и закрыл опять. Вор вора обокрал! Конечно, это было нехорошо, в особенности со стороны человека, служившего в жандармах, но, принимая во внимание обстоятельства… Наконец я действовал с самыми добрыми намерениями. Я имел в виду передать билет вам вместе с моей доверенностью.

— Правда?

— Честное слово. Когда мы прибыли на фритаунский рейд, я хотел передать его Фрике, прежде чем мы расстанемся, но при виде желтого флага и признаков траура на яхте я обо всем забыл.

— Теперь все объясняется, — заметил Фрике. — И за разбитые горшки пришлось поплатиться одному Сунгойе… Но вы, генерал, — и везет же вам, однако!

— Правда, мне повезло, но это в первый раз в жизни и, вероятно, в последний. Мы с женой оба выиграли на один и тот же билет. Вы, дорогая Элоди, выиграли приличный денежный куш, а я — добрую жену. Разумеется, из нас двоих я богаче, — прибавил с несвойственной ему галантностью бывший жандарм.

От желтой лихорадки умирают не все. С ней можно бороться. И лучшее средство — как можно скорее бежать из очага заразы, переместиться в более холодный климатический пояс или горную местность. Само собой разумеется, не следует забывать гигиенические меры и, прежде всего, уничтожить все, чего касались больные.

В борьбе с этой болезнью надо уметь сохранять хладнокровие, самообладание и занять свое внимание, сосредоточив его на борьбе с ней, чтобы не оставалось времени предаваться унынию и боязни.