Джилл Грегори - Охота на праведников

— А потом я очнулся в больнице, — сказал он вслух. — Все тело страшно болело. А доктора сказали мне, что они вернули меня в наш мир.

— А где ты побывал перед этим? — спросил Дилон.

— Точно не помню, — тихо ответил Дэвид, напряженно вспоминая то видение. — Помню только, что я попал к какой-то туннель и увидел яркий, ясный свет. Нечто подобное вспоминали и другие, кто это пережил. Я читал все книги Элизабет Кюблер-Рос на эту тему. И я понял так — мой опыт отнюдь не уникален.

— Нет, это — меньше того, что рассказывает большинство людей, видевших свет, — спокойно сказал Дилон. — В твоем опыте, судя по всему, должно быть что-то еще. Но ты пытаешься это вытеснить. Бьюсь об заклад, ты видел в своем «туннеле» нечто, так или иначе имеющее отношение к твоим именам. Ты ведь записывал их в свой журнал, словно одержимый, год за годом, почти четверть века. А такие вещи не случаются ни с того ни с сего. Особенно с людьми здравомыслящими и практичными, вроде тебя.

— Но сейчас я уже не тот здравомыслящий человек. Иногда мне даже кажется, что я схожу сума. Имена преследуют меня, и я не знаю, как это остановить.

— Ты должен добраться до их источника. Если у тебя такое вытеснение, тебе следует обратиться к гипнотизеру.

Дэвид вздрогнул, словно его друг рекомендовал ему электрошоковую терапию.

— Не пугайся, — заметил Дилон. — Речь идет не о фокусах. Алекс Дорсет работает с жертвами преступлений и в полиции. Он гипнотерапевт с хорошей репутацией и мой приятель. — Дилон вырвал лист из блокнота и сделал на нем запись. — К нему и направишься. Нет более подходящего человека, чтобы вручить ему твою судьбу.

Дэвид с опаской смотрел на листок бумаги, не беря его в руки.

— Я чувствую себя неуютно с такими людьми, — сказал он.

— А со своими «именами» ты чувствуешь себя уютно? Мне показалось, ты ищешь выход.

Дэвид промолчал. Только прошлым вечером он записал в журнал еще одно имя и старался не думать об этом.

Дилон вложил в его руку листок со словами:

— Вот и позвони Алексу. Надо начинать.

— Я расскажу тебе о результатах, — ответил Дэвид, уложив свернутый лист бумаги в бумажник.

— Кстати, — заговорил Дилон, когда Дэвид был уже у дверей, — ты не рассказал, что сталось потом с твоими друзьями.

— С Эбби все обошлось хорошо. Она только сломала руку. А вот Криспин… — Он помолчал немного, потом заставил себя продолжить: — Криспин впал в глубокую кому, и неизвестно, очнется ли он. Отец справлялся о его судьбе через год после их возвращения в Швейцарию. Он тогда не приходил в сознание… А ведь у меня осталась одна его вещь. Хотя я никогда не понимал, зачем ему понадобился камень с какой-то древнееврейской надписью.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Дилон.

— Камень Криспина, агат размером с виноградину. В тот день он поднес его мне под нос и похвастался, будто камень волшебный и защитит нас от падения. Волшебный, нечего сказать!

— И он все еще у тебя?

— Я приходил на то место весной, когда снег растаял, и заметил его в траве. Тогда я подобрал его и сохранил — как напоминание о цене опрометчивых решений.

— Ты знаешь, что написано на этом камне? — спросил Дилон с интересом.

— Скорее всего какой-нибудь древний афоризм, — усмехнулся Дэвид.

Когда за Дэвидом закрылась дверь, пастор подошел к книжному шкафу и взял с полки том, посвященный еврейской магии. Он сосредоточенно просмотрел указатель и открыл книгу на нужной странице.

Через полчаса он закрыл книгу и начал звонить по телефону.

Утром в пятницу Дэвид проехал по Ди-стрит и свернул на Пенсильвания-авеню. Он ехал в тишине, не включая ни радио, ни си-ди, чтобы сохранить ясность в голове перед началом работы.

Дэвид остановил машину на стоянке и посмотрел на кирпичное здание со смешанным чувством любопытства и страха. Дом не выглядел пугающим — отчего же на душе у него скребут кошки?

«Давай смелее, ты ведь можешь, если захочешь, даже горы свернуть, — подбодрил он сам себя. — Почему не провести час в обществе гипнотизера?»

И тут Дэвида осенило. Он боялся, что гипноз не сработает и он, Дэвид, так ничего и не вспомнит. И тогда «имена» будут мучить его всю жизнь.

Страх сопровождал Дэвида постоянно в первые несколько лет после падения с крыши. Сначала страх просто парализовал его волю. Тогда он боялся эскалаторов, лестничных площадок, аттракционов в парке — вообще высоты.

Родители таскали его по врачам, но в конце концов именно сам Дэвид сумел победить свой страх. В шестнадцать лет ему смертельно надоело всего бояться, и он возненавидел состояние вечной паники и тревоги.

В тот год несколько раз возникала смертельная опасность для сенаторов, включая его отца. Роберт нанял охрану для всей семьи. К Дэвиду приставили бывшего флотского офицера Карла Хатчинсона, умного, энергичного и волевого малого. Охранник и его подопечный быстро подружились, и общество телохранителя стало благом для подростка.

Хатч, как он сам себя называл, научил Дэвида заниматься с гантелями и гирями, и вместе с силой мускулов к юноше пришла уверенность в себе.

После того как угрозы по адресу группы сенаторов прекратились, охранников перевели на другую работу, но знакомство Дэвида с Хатчем продолжалось. И когда юноша решил преодолеть боязнь высоты, он обратился за помощью именно к Хатчу. Родители согласились отправить сына в дом Хатча в Аризоне, где Дэвид смог достичь того, к чему стремился.

Дэвид попросил Хатча взять его с собой в горы. Сначала они просто бродили по горным тропам, поросшим кустарником. Затем Дэвид захотел пойти дальше и уговорил Хатча отвезти его в Прескотт, решив побывать на шеститысячефутовой Гранитной горе.

Хатч, достаточно умный и чуткий, не смеялся над новичком. И хотя Дэвид в первый раз поднялся всего на тысячу футов, этого оказалось достаточно, чтобы полюбить горы всей душой.

К концу, пожалуй, самых волнующих и трудных недель в своей жизни Дэвид вернулся в Коннектикут загорелый, весь в ссадинах, но полный решимости продолжать занятия горным туризмом, пока не покорится Гранитная гора.

Дэвид смог победить страх перед высотой, и теперь он знал: ему необходимо победить кошмар, связанный с именами.

Когда он выходил из машины, зазвонил сотовый телефон. Это была Стаси.

— Привет, Жевунчик! — заговорил Дэвид. (Они со Стаси очень любили образы из сказки «Волшебник страны Оз».) Он посмотрел на часы. В Санта-Монике сейчас около одиннадцати. — Разве ты не в школе?

— Обеденный перерыв, — отвечала Стаси.

Дэвид с грустью отметил про себя, что у его падчерицы поменялся голос. В тринадцать лет она говорила уже не как маленькая девочка, а как типичный подросток.

— Мне давно нужно тебе что-то сказать, — продолжала она, — только не хотелось говорить при маме.