Александр Кулешов - Пересечение

После похода по горам зверски хочется есть. А такие походы я проделываю каждый день не один и не два. И за моего начальника старшего лейтенанта Божкова Женю тоже.

Прекрасный человек! Ни с кем не ссорится, ни с кого не взыскивает, никому не мешает жить. Лишь бы ему не мешали (потому, наверное, и не женился до сих пор). Очень много работает над повышением своего культурного уровня. Например, слушает музыку. У него множество кассет и записей, которые он делает во время передач по радио и телевидению разных концертов. Классики я, правда, у него не слышал, зато много эстрадных песен, рок-ансамблей, ВИА и т. д. Однажды он объяснил мне, что как воспитателю ему необходимо знать, чем увлекается молодежь, ведь пришедшие на заставу солдаты — та самая молодежь. Солдаты, конечно, тоже слушают эстрадные песни и рок, но, между прочим, кое-кто и русские песни, и народные, и классическую музыку.

К нам прибыл служить призванный прямо из музыкального училища парень. Не барабанщик, не гитарист (на гитаре у нас играет чуть ли не каждый третий), а, представьте себе, — скрипач! И вот в личное время он уходит в сторонку, чтоб не мешать тем, кто отдыхает, и играет себе. Он, конечно, не Ойстрах, но и мы не музыкальные критики. Так вот репертуар у него классический дальше некуда, но собираются вокруг чуть ли не все свободные от службы, а иные и сном жертвуют. Зойка моя слезу пускает. Не видел я на этих импровизированных концертах только начальника заставы. Он, видимо, как раз в это время слушает записи, которыми, как он считает, увлекаются его солдаты, или читает. Кстати, библиотека у него довольно своеобразная — только приключения, только детективы, фантастика. Я за, я сам люблю эти жанры. Но не только. А вот «не только» он не читает. Как-то разомлевшие от угощения Марфы Григорьевны сидели мы с ним под едва ли не единственным деревом на нашей заставе, и я взял да и спросил:

— Женя, ты чего пошел в пограничники, а?

Долго молчал, наконец пожал плечами:

— А что, в артиллеристы лучше или, скажем, в инженерные войска?

— Ну тянуло же, раз решил свою жизнь связать с армией навсегда. Наверное, думал, прикидывал.

И тут, уж не знаю с чего, с обеда ли того, или солнышко разморило, или подперло наконец перед кем-то исповедоваться — бывает такое, начал он рассказывать:

— Понимаешь, Андрей, в общем-то, мне все равно, куда было идти, лишь бы в училище. В школе я был круглый отличник, хотя, заметь, — лентяй жуткий. Но такой уж способный. Меня отец-мать куда только не прочили: и доктором физики, благо второе место на городской олимпиаде занял, и просто доктором, и чемпионом — в девятом классе первый разряд по стометровке выполнил, и артистом — в самодеятельном театре Гамлета играл, и поэтом — стихи всем девчонкам класса писал. Словом, универсальный будущий гений. Отца-мать любил, я и сейчас их люблю, в отпуск — только к ним. А вот уважал больше всего деда, двоюродного, есть у меня такой. Мудрец из мудрецов, скажу тебе. Членкор. На него, между прочим, в смысле моей будущей карьеры родители очень рассчитывали. Нет, Андрей, ты не думай — они не блатники. Они прежде всего надеялись на меня — ну действительно талантливый сын у них. Но все же кое-где, может, и надо будет подтянуть. Заканчиваю я школу на все пятерки, конечно, и встал вопрос, куда идти. И тогда состоялся у меня с этим дедом примечательный ночной разговор. До сих пор помню. Остался я у него на даче ночевать как-то, посидели, поужинали, на террасу вышли и вот чуть не до утра болтали. Он мне много умного сказал. А потом так твердо, словно давно решил, приказал: «Пойдешь в военное училище!» Я удивился — с чего бы? Вот тут-то он мне и объяснил. Объяснил, что я способный, на редкость способный парень, и на редкость тюля и лентяй, что не способен пробиваться в жизни, что привык к родительской заботе и что нужна мне нянька постоянная. «Что-то я не знал, что в армии нянек много», — говорю. «Сама армия для таких, как ты, — нянька, — пояснил, — ну как тебе сказать? Один, понимаешь, едет на машине, на мотоцикле, увидит овраг, пропасть, поворот, тупик — сам сумеет свернуть, объехать, найти лучший путь. А другому, вот тебе, нужны рельсы. Нет, ты честный парень, машинистом будешь неплохим, только рельсы нужны, по которым тебе ехать, чтоб все время тебя направляли, и проблем перед тобой не ставили. — И добавил: — Ты не думай, что в армии шоферы не нужны, что там одни машинисты, наоборот, машинистов совсем мало, но уж коли есть, им легче. Там сама система заставляет работать. Ну да ладно — сам поймешь». Теперь-то понял.

Посидели, помолчали, я в себя не мог прийти от этой исповеди, а Божков продолжал:

— Словом, поступил я в училище. В пограничное — способный ведь, экзамены сдал блестяще. Проучился отлично, и хоть можешь не поверить, а с удовольствием. И верно, ведь ни о чем думать не надо, все расписано, только выполняй. Закончил и вот на заставе третий год. Заботиться ни о чем не надо: квартира есть, звания идут автоматически. Ну где ты видел в гражданке, чтоб человек автоматически, без усилий (если, конечно, честно делать свое дело, без ЧП, без проколов) становился кандидатом, потом доктором, потом академиком? Или из продавца — завсекцией, завмагом, начальником торга? Там работать будь здоров надо, жуткую энергию проявлять, инициативу, конкуренцию выдерживать. А в армии накатанная дорожка. Повторяю, если нормально служить. Идут годы — идут звания, растет денежное содержание, удобства, положение. Скажешь — и ответственность? Правильно. Но я же свое дело делаю. Тихо, однако, без срывов.

Помолчал.

— Конечно, — продолжал, — мне везет. Везет на помощников. До тебя орел был, теперь сам заставой командует. Потом я же вижу, какой ты, фактически работу мою делаешь. Старшина — цены ему нет. Словом — везет! В этом году капитана получу. Глядишь, в отряд заберут, посижу там — майора получу, а то и подполковника. Как мой дед предвидел — по рельсам для меня путь гладкий.

— А если война? — я спросил, и сам понял бессмысленность вопроса.

— Ты не думай, — усмехнулся, — не хуже других отвоюю и, если надо, жизнь отдам, не пожалею. Я не подонок, Андрей, и не трус, и не саботажник. Я лентяй, я не войны боюсь, а жизненных трудностей, работы, ответственности. Не по силам мне бороться, пробивать карьеру, что-то там соображать. А здесь меня всем обеспечивают, за меня думают. Спасибо. — И словно прочел мои мысли, добавил: — Я тебе все откровенно рассказал, потому что ты честный парень и доверием моим злоупотреблять не станешь. А если уж совсем откровенно, то скажи, разве сам не доволен, что у тебя такой начальник, что ты фактически командуешь на заставе? Скажи честно.

— Доволен, — признался. Ну что я его буду обманывать. Он прекрасно все понимает. И не боялся прямо так мне и сказать. Для этого тоже надо чуть-чуть мужества иметь. Но до чего же мне его жалко. Честное слово — вроде он мне какое-то увечье свое скрытое показал или в тайной стыдной болезни признался.