Александр Кулешов - Пересечение

В доме царит оживление. Зойка, разумеется, уже со всеми познакомилась, чтоб не сказать подружилась. Со всеми? Их не так уж много. Моя, жена старшины, на этот раз отнюдь не киношного, а молодого, щуплого, веселого. Люся похожа на мужа, как на брата — тоже молодая, веселая, худенькая (неизвестно, в кого толстячок Боб). Вторая «офицерская дама» — Катя, симпатичная серьезная молодая женщина. Ее муж приходится мне замполитом.

Замполит лейтенант Хлебников Александр Сергеевич — такое вот поэтическое сочетание. У него совсем детское лицо, розовощекий, часто смеется, и тогда на щеках возникают ямки. Прямо как соседские ребята в бытность мою на Арбате — херувимчик. Он тоже москвич, даже сосед — живет на улице Воровского. Жил. Теперь вот на заставе. К нему надо будет присмотреться — уж больно у него юный вид. Пользуется ли он авторитетом? И сам-то достаточно серьезен? Почему оказался пограничником? (Впрочем, выясняется, что, как и я, пошел по стопам предков). И почему так рано женился (жена старше его на два года — тоже подозрительно, к чему бы?)? Вопросов много. И как ни важно изучить своих солдат, изучить офицеров, ближайших помощников, — важнее.

Например, зам мой, лейтенант Георгий Георгиевич Семенов (тоже потомственный пограничник), здоровенный парень с румяным круглым лицом, для меня стал ясен в первую же минуту. Он фанатик военной службы: его библия — устав, его мечта — маршальский титул, солдат с незастегнутой пуговицей подлежит военному трибуналу. Пока мы обходили заставу, он каждому встречному сделал несколько замечаний, а старшине надавал столько указаний, что даже у меня голова заболела. Три месяца до моего приезда он исполнял обязанности начальника заставы и, как простодушно рассказала жена старшины Люся моей Зойке, до того засел у всех в печенках, что «аж глазам больно». Солдаты, когда увидели меня, просто сияли от счастья. Не потому, что я такой хороший (меня они еще не знают), а потому, что начальник теперь станет не Семенов. Наверняка у него есть и достоинства, но пока они мне не ведомы. И еще вопрос — интересно, как они ладили с замполитом?

Первая встреча проходила по традиции за коллективным столом. Три наши женщины постарались — стол ломился от местных яств — рыбы, солений, компотов, березового сока, каких-то копченостей. Люся и Катя, авторы этих роскошных произведений, как и положено настоящим хозяйкам, все время оправдывались — то не получилось, что-то не досолено, что-то не дожарено, и с удовольствием выслушивали наши опровержения. Обедаем вшестером. Единственный холостяк, Семенов, попросил разрешения нас покинуть, многозначительно прошептав мне:

— Надо кому-то на заставе подежурить.

Этим он сразу дал мне понять, что, во-первых, удивлен моим легкомысленным поведением — сел обедать вместо того, чтобы включиться в работу, во-вторых, я могу обедать спокойно — есть он и он всегда на посту.

После обеда возвращаюсь в канцелярию и застаю там лейтенанта Семенова, он читает нотацию сержанту, уже по выражению лица сержанта я вижу, до какой степени ему надоел мой зам со своими нравоучениями. Увидев меня, Семенов вскакивает, но никак не может закончить свою речь:

— …так вот, товарищ сержант, надо не три, а пять раз проверить, как же так, идет в наряд в грязных сапогах. Понимаю, дождь, все равно, испачкается, придет, почистит. Все правильно, но идти-то надо в чистых сапогах. А кто проверит? Вы, товарищ сержант! Потому что кто отвечает за внешний вид солдата? Его непосредственный командир. В данном случае вы, товарищ сержант! Ясно? Потому надо проверять и проверять…

Семенов косит на меня глазами, замечает мое нетерпение и наконец произносит:

— Идите, товарищ сержант, и еще раз все проверьте и два, и три раза…

Сержант спешит покинуть канцелярию, а Семенов виновато говорит:

— Ни минуты покоя с ними, товарищ старший лейтенант, ну что вот сделаешь? Третий раз долблю сержанту — проверьте внешний вид, обратите внимание на сапоги! А он — «так ведь дождь, все равно грязь». Ну что с ним поделаешь? Я говорю ему — проверяйте…

Меня охватывает паника: неужели он будет мне повторять все, что говорил сержанту?

— Ладно, лейтенант, — прерываю, — идите обедать. Вы небось проголодались, сколько мы с вами находились.

— Я, товарищ старший лейтенант, каждый день в пять раз больше хожу — служба. Но порубать не мешает.

— Вот, вот, — подбадриваю его, — а я тут пока разберусь.

— Моя помощь не нужна?

— Нет, нет, в случае чего вот старшина покажет (тот только что зашел).

— Разрешите идти?

— Да, да, — я уже изнемогаю, — и приятного аппетита.

Не удивлюсь, если на мое пожелание он ответит: «Служу Советскому Союзу!» Но он лишь прикладывает руку к козырьку и, четко повернувшись, выходит из комнаты. Я смотрю на старшину, он на меня, мы оба улыбаемся.

— Как вам с ним работается? — задаю вопрос, который задавать вообще-то не полагалось бы.

— Тяжело, — однозначно отвечает старшина.

Я знакомлюсь с аппаратурой, с «расчетом сил и средств» — виды действий, обеспечение, вооружение, бросаю взгляд на доску, где на гвоздиках висят бирки с номерами, мой номер — 1. Оглядываю световые табло, на которых в случае тревоги загорится номер участка, где совершено нарушение.

Оставив старшину, снова иду осматривать заставу. Заглянул на склад, в гараж, в мастерские, в вольер.

Выясняю, что большинство собак доставлено из Калинина, из клуба служебного собаководства ДОСААФ. Собаку покупают за полторы сотни еще молодую — года нет. Затем ее обучают в отряде, где к ней прикрепляют какого-нибудь молодого, здоровенного парня, через несколько месяцев они прибывают на заставу. Вообще это интереснейшая штука — работа с собаками. Одно время я этим увлекся, все вспоминал нашего Акбара. Решил даже завести своего, да все недосуг было.

Отбирают этих собачек так — суют тряпку, в которую она вцепляется, и смотрят: отпустит, если неожиданно выстрелить у нее за спиной, или нет? А то ставят пять человек, дают ей платок одного из них, и она должна угадать, чей. Это отбор. Потом, после школы, те собаки чудеса творят. Розыскная собака берет след через восемь часов, сторожевая — через два. Все эти Багиры, Дары, Биры, Эфисы, которые весят по семьдесят-восемьдесят килограммов, мчатся с такой скоростью, что, пока она пробежит сто метров, «нарушитель», дай бог, чтоб успел сделать два выстрела. Так ведь еще надо попасть. У нее своя полоса препятствий — заборы, ямы, рвы, лестницы. Она несется за «нарушителем», прыгает и вцепляется под правую руку, в которой пистолет, или сшибает с ног, вскакивает на спину, треплет загривок, так сказать, находит выход напряжению, а потом садится рядом. Сидит как изваяние и при малейшем движении «нарушителя» впивается в него. Эти «нарушители» обычно ребята из поселка — подрабатывают. Их одевают в толстый ватник, и они изображают диверсантов. Однажды Багира вот так уложила одного, сидит рядом, не шелохнется, инструктор где-то замешкался, отошел, так «нарушитель» три часа пролежал, даже заснул. Багира бдительно стояла на страже.