Александр Дюма - Предводитель волков

— Шампань — тот, который служит у графини де Мон-Гобер.

— Так, понятно. Твой хозяин, сеньор де Вопарфон, влюблен в графиню де Мон-Гобер. Ты ждешь письма от дамы, и его принесет тебе Шампань.

— Optime! [2] Превосходно! (лат.) — как говорит учитель младшего брата господина Рауля.

— Счастливчик этот сеньор Рауль!

— Еще бы! — выпятив грудь, подтвердил Франсуа.

— Черт возьми! Графиня — такая красотка!

— Ты ее знаешь?

— Я видел ее на охоте вместе с его высочеством герцогом Орлеанским и госпожой де Монтессон.

— Друг мой, знай, что надо говорить не «охота», а «облава».

— О, — отозвался Тибо, — я не вникаю в такие тонкости. За здоровье сеньора Рауля!

Едва поставив свой стакан на стол, Франсуа увидел Шампаня, и у него вырвалось восклицание.

Открыв окно, он окликнул третьего собутыльника.

Шампань обладал быстротой соображения лакея из хорошего дома: он сразу же поднялся наверх.

Как и его товарищ, он был одет в серый сюртук.

Шампань принес письмо.

— Ну, что? — спросил Франсуа, увидев письмо от графини де Мон-Гобер в руках Шампаня. — Свидание состоится сегодня вечером?

— Да, — радостно ответил Шампань.

— Тем лучше, — весело откликнулся Франсуа.

Это общее счастье господ и слуг удивило Тибо.

— Вы так радуетесь любовным победам хозяина? — спросил он у Франсуа.

— Дело не в этом; когда господин барон Рауль де Вопарфон занят — я свободен!

— И ты пользуешься своей свободой?

— Еще бы! — Франсуа приосанился. — Пусть я камердинер, но и у меня есть свои делишки, и я умею провести время.

— А вы, Шампань?

— Я? — новоприбывший рассматривал на свет рубиновую жидкость в своем стакане. — Я тоже надеюсь своего не упустить…

— Ну, за вашу любовь! — произнес Тибо. — Раз у каждого есть своя любовь.

— За вашу! — хором ответили оба лакея.

— О, я, — проговорил башмачник с выражением глубокой ненависти ко всему роду человеческому, — я единственный, кто сам никого не любит и кого не любит никто.

Два человека с удивлением уставились на Тибо.

— О, значит, правда то, — спросил Франсуа, — что поговаривают о вас в наших краях?

— Обо мне?

— Да, о вас, — подтвердил Шампань.

— Значит, в Мон-Гобере говорят то же, что и в Вопарфоне?

Шампань кивнул.

— Ну, и что же говорят? — поинтересовался Тибо.

— Что вы оборотень, — ответил Франсуа.

Тибо расхохотался.

— Что ж, есть у меня хвост? И когти? И морда у меня волчья?

— Так мы же только повторили, что о вас рассказывают, — возразил Шампань, — мы не говорим, что это так и есть.

— Во всяком случае, — продолжал Тибо, — признайте, что оборотни пьют хорошее вино.

— Ей-Богу, да! — согласились лакеи.

— За здоровье дьявола, который посылает его, господа!

Оба гостя, державшие стаканы в руке, опустили их на стол.

— Ну, в чем дело? — спросил Тибо.

— Пейте за его здоровье с кем-нибудь другим, — ответил Франсуа, — только не со мной.

— И не со мной, — добавил Шампань.

— Что ж, — сказал Тибо, — тогда я один выпью все три стакана.

Он так и поступил.

— Друг Тибо, — сказал лакей барона, — нам пора.

— Что, уже? — спросил Тибо.

— Мой хозяин ждет меня, и я уверен — с нетерпением… Где твое письмо, Шампань?

— Вот оно.

— Простимся с нашим другом и пойдем каждый по своим делам или к своим удовольствиям, а Тибо оставим развлекаться или заниматься делом.

С этими словами Франсуа подмигнул приятелю, который в ответ тоже подмигнул.

— Но мы же не разойдемся, не выпив по последней? — сказал Тибо.

— Только не из этих стаканов! — Франсуа указал на те, из которых Тибо пил за здоровье врага рода человеческого.

— Уж очень вы брезгливы; позовите ризничего и велите ополоснуть их святой водой.

— Нет; но чтобы не отказывать другу, мы позовем слугу и велим принести другие стаканы.

— Так, значит, эти, — Тибо начинал пьянеть, — годятся только на то, чтобы кинуть их в окно? Иди к черту! — пожелал он.

Стакан, посланный по такому адресу, прочертил в воздухе светящийся след, который погас, как гаснет молния.

Вслед за первым Тибо запустил в окно второй стакан.

За вторым последовал третий.

Полет третьего сопровождался сильным раскатом грома.

Тибо закрыл окно и сел на свое место, пытаясь придумать, как объяснить это чудо своим приятелям.

Но его приятели исчезли.

— Трусы! — проворчал Тибо.

И стал искать на столе стакан, чтобы выпить.

Стаканов больше не было.

— Ну и что, — сказал Тибо, — подумаешь беда! Буду пить прямо из бутылки, только и всего!

Сказано — сделано: Тибо закончил свой ужин, запивая его вином прямо из бутылки, что отнюдь не способствовало равновесию его и так уже изрядно пошатнувшегося рассудка.

В девять часов Тибо позвал хозяина, расплатился и вышел.

Он был настроен против всего человечества.

Мысль, от которой он хотел отделаться, преследовала его.

Чем больше проходило времени, тем дальше была от него Аньелетта.

Значит, у каждого была нежная подруга — жена или любовница.

Этот день, полный для него ярости и отчаяния, для всех остальных был днем счастья и радости.

В этот час каждый — сеньор Рауль, Франсуа и Шампань, два жалких лакея, — шел за сияющей звездой счастья.

Только он один брел, спотыкаясь, во тьме ночи.

На нем лежит проклятие.

Но, раз он проклят, у него остаются радости осужденного, и он решил заявить о своем праве на эти удовольствия.

Вот какие мысли вертелись в голове Тибо; громко богохульствуя и угрожая Небу кулаком, он шел по лесной дороге, ведущей прямо к его хижине; до нее оставалось не более ста шагов, когда сзади послышался стук копыт.

— А, вот сеньор де Вопарфон отправился на свидание, — сказал Тибо. — Я от души посмеялся бы, господин Рауль, если бы сеньор де Мон-Гобер застал вас у своей жены! Это прошло бы не так, как с метром Маглуаром, и вам пришлось бы обменяться ударами шпаг.

Занятый мыслями о том, что произойдет, если граф де Мон-Гобер застанет у своей жены барона де Вопарфона, Тибо, шедший посреди дороги, недостаточно быстро отскочил в сторону, и всадник, которому этот мужлан мешал проехать, вытянул его плеткой, крикнув при этом:

— Посторонись, мерзавец, если не хочешь, чтобы я раздавил тебя!

Еще не протрезвевший Тибо почувствовал одновременно ожог удара плеткой и холод грязной воды, в которую он упал, сбитый с ног конем.

Всадник ускакал.

Тибо, разъярившись, привстал на одно колено и показал кулак удалявшейся тени.

— Черт возьми! Хоть бы раз в жизни двадцать четыре часа побыть знатным сеньором, как вы, господин Рауль де Вопарфон, а не башмачником Тибо, как я; иметь доброго коня, а не ходить пешком; стегать попавшегося на дороге простолюдина; волочиться за прекрасными дамами, обманывающими своих мужей, как делает графиня де Мон-Гобер!