Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами

Медленно проехал «Москвич» стального цвета. В бинокль Буслаев четко распознал сидящего за рулем. То был «дипломат», видимо, решивший предварительно убедиться, не ждут ли его там чекисты.

Все оперативники были полны внимания. Чувствовалось, вот-вот должно совершиться таинство — момент, пропустить который, значит, упустить шанс раскрытия преступления.

Оставив машину в одном из прилегающих переулков, «дипломат» возвратился на площадь трамваем. Прошел в здание вокзала. Купив в киоске журнал «Огонек», вышел к автоматам. Приблизившись к таксофону, осмотрелся, зашел в кабину. Создавая видимость, что звонит кому-то по телефону, продолжал следить за обстановкой вокруг. Последовал на платформу пригородных поездов. Постоял у доски расписаний. Взглянул на висевшие на столбе часы. Смешавшись с публикой, приблизился к металлическому парапету. Буслаев успел заметить, что он совершил какую-то манипуляцию рукой. Усиленно забилось сердце оперативника. Еще больше напряглись нервы. Спустившись на привокзальную площадь, «дипломат» снова зашел в кабину таксофона. Находившийся невдалеке оперативный работник из группы Антона увидел, как «дипломат» начертил на стене какой-то знак. Успел даже негласно сфотографировать этот момент. Покинув привокзальную площадь, сопровождаемый слежкой, «дипломат» уехал.

Спустя пятнадцать минут в будку таксофона вошел Губастый, и тоже с предосторожностями. И тоже сделал вид, что кому-то звонит, с кем-то ругается, жестикулируя свободной рукой. Все говорило о том, что таксофон — место, где совершались отметки о закладке в тайник и выемке из него. Зачеркнув знак, поставленный «дипломатом», он прошел к билетным кассам. Оттуда тем же маршрутом — на платформу, к тому же парапету, к которому подходил «дипломат». Постоял немного. В бинокль были видны движения его рукой. И снова учащенно забилось сердце у Антона: вот она, кульминация, за которой должна последовать развязка.

Имея опыт ведения подобных дел, Буслаев понял, что Губастый, очевидно, снял магнитный контейнер. Однако, взвесив все «за» и «против», принял решение отказаться от его задержания с поличным, поскольку это оказалось бы преждевременным. О том, что связь «дипломата» и Губастого носит преступный характер, предстояло доказать, и делать это следовало специфическими чекистскими средствами, тщательно продумывая каждый шаг.

На следующий день Буслаев собрал оперативную группу, подключенную к делу Обручева на этапе его завершения.

— О том, что мы правильно поступили, отказавшись от первоначального замысла, у меня сомнений нет, — сказал он. — Проявить поспешность, значит, провалить ценную разработку, что нам никто не простит. Теперь все зависит от наших с вами дальнейших шагов. Какие будут соображения на этот счет? Прошу высказаться.

Первым взял слово Иван Терентьев, молодой способный работник, человек довольно эмоциональный и прямой.

— Упустили шанс, так и надо признать это, Антон Владимирович, а не оправдывать нашу с вами нерешительность оперативными соображениями. Весь наш труд — насмарку!

— Хотелось бы поконкретнее, Иван Иванович, — сказал Буслаев. — Да и с аргументами в руках. И пожалуйста, смелее.

— Это можно, — улыбнулся Иван. — «Дипломат» сделал закладку. Это было ясно, поскольку первым у тайника оказался именно он, а не Губастый. Вот тут-то и следовало брать разведчика. И улика налицо, и преступление было бы пресечено. Советский гражданин — следствие, причина же — в иностранце. Это он совратил его с пути истинного.

— Но в этом случае ушел бы от ответственности Губастый. И нечего изображать его ягненком, — возразил Семен Игнатьевич, оперативник со стажем. — Куда эффективнее было бы задержание именно Губастого. Нет, не в этот раз, а в следующий его приход к тайнику. Действуя в соответствии с секретными инструкциями «дипломата», он появится там, разумеется, не с пустыми карманами. И тогда мы сможем задержать одновременно обоих: Губастого в момент закладки в тайник шпионского материала, а «дипломата» — когда он будет его изымать.

— Один заложил материал, другой изъял его. Но если нет стыковки между ними, нет и задержания.

— Однако и исключать этот вариант тоже не стоит, Антон Владимирович.

— «Дипломат», судя по всему, осторожен, особенно, когда идет на горячее дело, — сказал Алексей Семенович густым басом. — А задерживать порознь, нет смысла. Одного из них непременно задерживаем без улик. А нам и о следствии необходимо думать!

— Да, все это не подходит для нашего случая, — подтвердил Буслаев. — Однако безвыходных положений в жизни не бывает. Наверняка существует и третий вариант. Надо только его найти.

— Мы плохо занимаемся профилактикой преступлений и вовсе не воспитываем в наших гражданах патриотизм, гордость за свою Родину. Отсюда и досадные огрехи, и печальные рецидивы. А для любого американца от мала и до велика.

— Америка превыше всего!

— Иван прав, — поддержал его Семен. — С выезжающими в туристические поездки в капстраны мы еще как-то занимаемся. Остальных же обходим, как черт ладана. Вот и пожинаем то, что посеяли: людей, которым ничего не составляет предать друзей, изменить Родине.

— Это уже другая тема, — сказал Алексей. — Но если уж заговорили об этом… Своих туристов стараемся предостеречь от козней западных спецслужб, с которыми могут столкнуться по ту сторону границы. Только и всего. Американцы же, делая то же самое, но против нас, каждого, кто выезжает в нашу страну, стараются направить на сбор шпионской информации, на завязывание контактов. И не считают это аморальным! Для них собственное Отечество важнее предрассудков. А мы деликатничаем. И теряем на этом столько, сколько они выигрывают на нашей глупости.

— Воспитание патриотизма — дело всего общества, — вступил в разговор Буслаев. — Да и никто не спорит, что профилактика гуманнее ареста. Но, товарищи, давайте вернемся, что называется, к нашим баранам. Итак, на чем же остановимся? Или положимся на Его Величество Случай?

— До следующего вторника есть еще время, чтобы найти, как говорят шахматисты, правильный ход, — сказал Алексей.

Остальные в раздумье молчали.

Буслаев объявил перекур. Оставшись один, долго ходил по кабинету, извлекая из памяти различные истории из своей практики, из опыта коллег. Но это все-таки не шахматы, где можно рассчитать движение фигур и за себя, и за противника на несколько ходов вперед. «Зло, существование которого очевидно всякому, но его требуется доказать, — размышлял он, заваривая кофе. — А может быть, взять его под более жесткий контроль и поиграть, как на скрипке или фортепиано. И тогда… добиться, чтобы…»

Когда оперсостав вновь собрался, сказал: