Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами

Распахнулась дверь. Впустив в бункер струю свежего воздуха, возвратился Краковский. Бросил взгляд на Ивана.

— Будем и дальше молчать? Или подобрел?

Лиханов уселся поудобнее.

— Будем говорить! — решил захватить инициативу пленник.

Краковский хотел было что-то сказать, но Лиханов опередил его.

— Вопрос первый.

— Ну, ты даешь! — Краковскому стало смешно. — Нет, ты только посмотри, Федор, на этого Недочеловека!

— Ты помнишь, конечно, моего отца Алексея Игнатьевича Лиханова?

— Ну, — передернулся атаман.

— Это ты ранил его во время облавы на партизан, а потом раненого добил?

— Не надо было ему с большевиками якшаться.

— Вопрос второй. Возможно, мне не придется покинуть твоих хором, и жизнь моя исчисляется минутами. Я должен знать, как умирал мой отец. Ты — убийца и ты — единственный свидетель.

— Это была гадина, поднявшая руку на Новый порядок, суливший мне власть и безбедное существование, — желчно произнес Краковский. — Это он, этот Недочеловек, откусил ухо в схватке со мной, и я его пристрелил. — И вдруг как бы опомнился. — Кто кого допрашивает — я тебя или ты меня, Лиханов? Ты забываешь, что находишься у меня в заложниках!

— Допрашиваю я! Обвиняю тоже я! — решительно ответил Иван.

— Я мог бы пристрелить тебя как бешеную собаку…

— Так ведь для этого ума не надо, — спокойно реагировал Лиханов.

— Хорошо, отпущу тебя. Но с одним условием! Чтобы ты передал своему Берии бумагу. В ней будут перечислены требования, лишь по выполнении которых мы готовы покинуть лесное прибежище.

— Я могу знать, о чем идет речь?

— Мы требуем восстановить в стране дореволюционные порядки. Но так, чтобы отобранные земли, заводы, фабрики, банки были возвращены их владельцам. Чтобы жандармерия в стране порядок держала, а не гепеушники. Чтобы нам предоставили свободу выезда в любую из стран.

— Ультиматум, значит…

— Даю тебе сутки на размышление, Иван!

Все время, пока шел допрос Ивана Лиханова, Баронесса пролежала на верхних нарах ничком, уткнувшись лицом в рюкзак. От каждого удара плетью, наносимого Федором этому молодому мужчине, вздрагивало и ее тело. «Господи, куда я попала!» — думала она, но была бессильна прекратить пытку. Не могла и покинуть логово «лесных братьев». Все эти недели изучала окружение, обстановку, строила планы побега, но все они были несбыточными. Главное препятствие — приказ Краковского «охранять ее как зеницу ока». Телохранители не оставляли Баронессу ни днем ни ночью.

Ей были противны и ненавистны все эти люди, их прошлое и настоящее. Некоторых встречала в Поставах, знала их, как изменников и предателей. Перебежчики во все времена были презираемы даже врагом. Ненавидели и вместе с тем использовали их продажность и гитлеровцы.

Зиновий Аверкин доложил Краковскому свои наблюдения за Буслаевым — режим дня, где бывает, с кем встречается. Скептик донес, что ксендз поставского костела в третий раз выступил с проповедью, обращенной к «лесным братьям», в которой призвал их покинуть чащобы, сдать оружие и вернуться к мирным делам. Заявил, что лейтенант Буслаев гарантирует им в этом случае свободу и неприкосновенность.

Выслушав обоих, Краковский загорелся идеей захвата Буслаева. Для этого решил использовать представившийся случай — его призывы к бандитам выходить из леса. «Важно подобрать людей, которые в критическую минуту не дрогнули бы», — заключил он.

Ночь стояла звездная, морозная. По заснеженной лесной дороге мчали крестьянские сани. Возница то и дело подгонял лошадь, чтобы прибыть к месту до рассвета. Трое бородатых мужчин, ехавших в них, были добротно одеты и вооружены далеко не охотничьим оружием. Да и называли друг друга почему-то не по имени, а по кличкам.

Тот, кто развалился посреди саней, сказал:

— Чтобы не ошибиться, нам предстоит сперва узнать, с ним ли имеем дело, а уже потом действовать.

— Важно, Цыган, чтобы без пальбы обошлось. Иначе переполошим спящий город, и тогда все сорвется. Да и самих поминай как звали. Народ злой, нас ненавидит, — вставил Мелахольный.

— Как сказал поэт, нелегкая эта работа тащить бегемота из болота, — сказал третий и громко рассмеялся.

— Тихо ты, Борода козлиная, ядрена вошь! — прикрикнул на него Цыган.

Закурили, помолчали. И снова заговорили.

— Атаман обещал четверть водки выставить в случае удачи. Вот пир будет! — ударил в ладоши Мелахольный. — Только где он водку возьмет? Ну, если обманет, сучий сын…

— Как где? Вчерашней ночью содержимое пивной лавки Постав Скептик и Служивый хапанули и в лес перевезли, — объяснил Борода. — Но я больше самогонку уважаю. Хмель прошел, стакан воды выпьешь и снова бухой. Ха-ха-ха!

Лишь выехали из леса, попали в снежную круговерть, не предвещавшую ничего хорошего. С каждым мгновением вьюга усиливалась, завывала, будто стая голодных волков. Едва заметной стала дорога через поле. Чем ближе к цели, тем нервознее чувствовал себя Борода, а Мелахольного и вовсе бил внутренний озноб.

Цыган же перед предстоящей встречей собирал все свои силы.

— Будет сопротивляться, ножом под левое ребро, и баста! — сказал он.

— Атаману доказательства нужны, — произнес Мелахольный.

— А мы голову евонную к атамановым ногам положим: на вот, полюбуйся на работу своих верных «псов» и не взыщи! Ха-ха-ха!

— Атаману он нужен живой, чтобы счеты свести, — сказал Борода и добавил: — Мешок на голову и в сани!

— Это было бы то, что надо! — согласился Цыган. — Слегка пришибленный и очумелый, чтобы не брыкался, но целехонький! А голова, это — на крайний случай. Все будет зависеть от нашей расторопности и обстановки на месте.

— Тогда другое дело, — ничего не имел против Мелахольный.

Судя по редким огням в домах, впереди показался город Поставы. Бандиты направлялись на мокрое дело. У них был план действий, и между ними были распределены роли.

— Только что б по моей команде все делать! — приказал Цыган. — Через час этой же дорогой будем ехать обратно, но уже с ним!

С тех пор как произошла трагедия с Иваном Лихановым, Буслаев не находил себе покоя ни днем ни ночью. Стал чернее тучи, осунулся. Все мысли его были направлены на вызволение его из банды. Но как это сделать? А тут, будто назло, связь с Егором оборвалась по причине болезни Анны. Чтобы Краковский не выместил зло на Иване и не расправился с ним, сочинил листовку, в которой призывал главаря банды к благоразумию, потребовал немедленно освободить Лиханова. Осодмильцы вручили листовки родственникам бандитов в надежде на то, что они донесут до Краковского. Сергей и Гриша с той же целью изобрели способ массового разбрасывания листовок. Для этого они загружали ими чрево печи разрушенного оккупантами кирпичного завода. Сильным потоком воздуха листовки выносились через возвышавшуюся над местностью печную трубу. Ветер разносил их по окрестности, легкокрылыми бабочками они опускались в ближайших деревнях и поселках, в лесу.