Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами

— Может быть, ошибка? — сказала Альбина, бросив на шефа открытый взгляд и возвращая бумагу.

— Да нет, речь может идти о фотокопиях, а не о подлинниках.

— Тогда как же это могло произойти?

— И ты еще спрашиваешь! Тот, кто рылся в моем столе, побывал и в сейфе. Документы сфотографированы. Понимаешь? Тут действовал профессионал высокого класса. Но как у него оказался мой ключ, если он у меня всегда в кармане? Я наведу здесь порядок! Надеюсь, обергруппенфюрер Мюллер останется мною доволен.

Слова эти будто ножом полоснули по сердцу, но Альбина спокойно сказала:

— Это единственно правильный выход, штапффельфюрер.

Развязка наступила неожиданно.

Воспользовавшись обеденным перерывом, Альбина вскочила на велосипед, помчалась к радистке, чтобы предупредить об опасности и спасти рацию. Но поздно!

Оставив велосипед у калитки расположенного на окраине города одноэтажного домишки и приказав полицаю присмотреть за ним, Альбина ворвалась в дом в тот момент, когда другой полицай заводил радистке руки назад, а эсэсовец намеревался заковать их в наручники.

— Отставить! — скомандовала она по-немецки.

— Я исполняю приказ! — ответил штурмовик.

— Ты что, немецкого языка не понимаешь?!

— Покинь помещение, нам надо объясниться, — повелел эсэсовец полицаю.

Полицай удалился. Баронесса объяснила:

— Штапффельфюрер Хейфиц отменил свой приказ об аресте и сейчас явится сюда, чтобы лично допросить радистку на месте совершения ею преступления, а возможно, и использовать ее в оперативной игре против русских в интересах Великой Германии. Ты же все можешь испортить! Он прислал меня, чтобы не допустить расправы.

— Я верю вам, но и знаю службу, фрейлейн. У меня есть свой начальник!

— Исполняйте, штурмман, приказ последнего!

— Руки назад! — грубо обошелся эсэсовец с радисткой, держа перед собой наручники.

— Выполняй приказ, или разряжу в тебя обойму! — Баронесса выхватила из кобуры «вальтер». Сомнений в ее решимости не было.

— Да вы что — отшатнулся эсэсовец и тоже схватился за кобуру.

— Руки вверх! Ну, смелее, майн гер! — не сводя с него глаз и не отводя дула пистолета, потребовала Альбина. Радистке же приказала по-русски: — Отбери у него оружие!

— Я крикну полицейского! — вырвалось из уст штурммана.

— И на него пуля найдется! — не отступала Баронесса.

Радистка поняла ее замысел, мгновенно разоружила эсэсовца. Баронесса приказала ему лечь на кровать ничком. Вместе они привязали его к кровати веревкой, в рот вставили кляп.

— А теперь, Рая, бери рацию и перебирайся на запасную квартиру, — тихо сказала она. — Дом охраняется двумя полицаями. Пробирайся осторожно, огородами, опушкой леса. Заметай свои следы от овчарок.

— А ты как же? Эсэсовец непременно выдаст тебя.

— Не волнуйся за меня, пожалуйста. Что-нибудь придумаю. В городе не показывайся. Твои приметы известны. Могут схватить.

— Ну вот и конец нашей с тобой дружбе, — взглянула с грустью на боевую подругу Раиса. — Береги себя, дорогая. Возможно, когда-нибудь еще встретимся.

— Еще повоюем, — улыбнулась ей Альбина. — А пока с нового места передай в Центр, что на радиосвязь временно выходить не сможем. Чтобы не надеялись на нас. Объясни, что ввиду сложившихся обстоятельств я ушла в глубокое подполье. На время.

Они расцеловались.

Радистка с рацией в базарной корзине проследовала через запасный выход прямо в огород, а оттуда лишь ей одной известными тропами в заблаговременно подобранное пристанище.

Баронесса, выйдя на улицу, сказала, мирно покуривавшим полицейским:

— Пока не заходите в дом. Штурмман сам позовет вас, когда сочтет нужным.

Полицаи, белорусские мужчины средних лет, ей козырнули, и она, как ни в чем не бывало, помчалась на велосипеде дальше, к себе на квартиру. Один полицай подмигнул другому:

— Небось полюбовница Хейфица…

Альбина спешила, пока не спохватились и не подняли тревогу. Она четко представляла себе, что это провал, что ее часы, а может быть, минуты, сочтены. Словом, с этого момента и ее свобода, и жизнь висели на волоске.

Схватив всегда готовый на этот случай рюкзак с самым необходимым и пристроив его на багажнике велосипеда, Альбина выехала за город, объясняя каждый раз немецким патрулям, что спешит по делам службы в недалеко отстоящее село. Ей желали удачи и благополучного возвращения, удивляясь, как это начальство послало ее одну в такое тревожное время.

Домчав до реки Мядельки, сбросила гестаповскую форму и облачилась в цивильное платье, форму сунула в кусты так, чтобы ее легко могли обнаружить те, кто пойдет по ее следу. Важно, чтобы они подумали, будто она утонула. А там — ищи ветра в поле!

Перейдя реку вброд, Альбина, изнемогая, несла велосипед на себе, затем, оседлав его, углубилась в лес. Она знала расположение партизанских отрядов в окрестностях Постав и направилась в один из них.

Прошла партизанские контрольные посты, но никого не встретила. До землянок добралась, когда уже смеркалось. Партизан и там не застала. Зато обнаружила следы недавних боев — варварски разрушенные землянки, обгорелые деревья и утварь. Вспомнила: здесь побывал со своим карательным отрядом Краковский, прошелся ураганным огнем и мечом.

Сев на землю, притулилась к дереву, чтобы заснуть, но сон долго не приходил. Сначала лесные звуки она принимала за погоню. Вскоре поняла, что это — слуховые галлюцинации. Переживала, что оборвалась связь с Центром. Всю войну снабжала его важной информацией, полученной из первых рук, а тут вдруг провал. Старалась понять, в чем ее и радистки оплошность. А может быть, средства радиолокации стали совершеннее? Волновалась и за судьбу Раи.

Было прохладно и сыро. Решила разжечь костер, но остереглась: как бы не выдал ее огонь. Но вот на душе повеселело. Звездное осеннее небо будто ожило, заговорило, запело. То шли десятки бомбардировщиков в сторону Германии. «Скорее бы пришел конец этой страшной бойне! — пронеслось в голове. — Если бы не война, я бы уже закончила аспирантуру, у меня была бы семья… А сейчас, страшно подумать, нахожусь на волоске от смерти…»

Семья… «Как плохо быть единственным ребенком, — с грустью подумалось ей. — А как хотелось иметь сестренку… У нас с Антошей будет трое ребятишек. И назовем мы их… — подумала она и улыбнулась. — Только бы Антоша был жив. Только бы до Москвы добраться. А там…»

Ветер раскачивал деревья так, что они ударялись друг о друга, издавая при этом причудливые звуки, напоминавшие то волчье завывание, то тяжелую поступь медведя. Было жутко среди этой тьмы и таинственных звуков. Но куда страшнее и трагичнее было оставаться в городе! «Неужели все позади? — подумала она. — И чего только не пережила, чтобы все эти годы каждым своим шагом подтверждать чуждое мне „арийское происхождение“, „верность фюреру, Великой Германии!“. Книгу Гитлера „Майн Кампф“ вызубрила и щеголяла цитатами из нее. Стала набожной больше, чем сам Мартин Лютер, основатель немецкого протестантизма. А уж моральный облик мой — сама безупречность! Даже похотливый Хейфиц не смел ко мне приблизиться, схлопотав однажды пощечину за приставание. Боже, неужели пришел конец страху моему?..»