Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами

Быть может, в эти минуты Краковский окончательно понял: не за то боролся, не тот путь в жизни избрал, не теми идеалами жил. Пролив кровь соотечественников, сам потерял право на жизнь. Это неизбежный конец, но это действительно страшно.

— На что же вы рассчитывали?

— Я верил в победу Гитлера, — опустил глаза Краковский.

— Назовите тех, кому вместе с вами удалось прорвать кольцо блокады банды. Места их возможного нахождения. Речь идет о четырех бандитах.

— Да нет, этого я не стану делать, лейтенант.

— Боитесь, что отомстят вам, если выдадите?

— Пусть живут, коли могут.

— А зря. Это в ваших интересах. В таком случае, еще спрошу.

— Валяйте. Мне спешить некуда.

— В банде была женщина.

— Так, прибилась к нашему берегу рыбешка.

— Она что, из породы карасей, а может быть, щука?

— Иронизируете. А зря. Эта фрейлейн — дочь немецкого барона фон Тишауэра. Серьезная и культурная особа. Закончила университет в Швейцарии. Владеет немецким, русским и английским языками. Работала переводчицей. По убеждениям — нацистка. Набожная. Назубок знает и Библию, и «Майн Кампф».

— Что еще вам известно о ней? Возможно, о ее личной жизни?

— Об остальном она сама расскажет. Впрочем, не уверен, станет ли эта гордая арийка с вами разговаривать.

Антон задумался: значит, он действительно обознался, узнав в немке Валю Волкову. Внешнее сходство бывает и обманчивым. Десять процентов человечества — двойники. От этой неожиданной мысли стало теплее, легче на душе. Он встал.

— Вы пытались найти прибежище в Поставском костеле. Ксендз, что — ваш приятель, единомышленник, покровитель, наконец?

Краковский ответил не сразу:

— Он из нейтралов.

— Как понимать это?

— При немцах не вредил никому, не сотрудничал ни с кем — ни со Службой безопасности, ни с партизанами. Служил Господу Богу. И меня он укрыл в ризнице, чтобы не вступить в конфликт с вами. Я угрожал ему.

— Принудили, значит.

— Виноват, конечно. Все-таки — святой отец.

Все, о чем говорил Краковский, отвечая на вопросы Буслаева, касалось хотя и существенных, но все же частностей. Его же интересовала и степень его осведомленности о гитлеровских замыслах и участия в их реализации.

— Скажите, вы знали о существовании Генерального плана «Ост», разработанного Альфредом Розенбергом, ближайшим сподвижником Адольфа Гитлера? — спросил он.

— Как офицер СС, я был ознакомлен с его содержанием, — спокойно ответил Краковский, не подозревая, что стоит за вопросом лейтенанта.

— В таком случае вам было известно, что уготовил нашему народу гитлеровский фашизм не по слухам, а из нацистских документов?

Краковский задумался, как ответить с выгодой для себя.

— Разве что в общих чертах.

— Тогда проявите откровенность и поделитесь со мной.

— Трудно так, с ходу… Главное, это, пожалуй, — сохранение навечно оккупационного режима и раздел страны на подвластные немцам и финнам сферы.

— Что это означает?

— Скажем, Польша, Бессарабия и Крым, согласно плану, предполагалось аннексировать, то есть присоединить к Великой Германии. Литва, Латвия и Эстония, как государственные образования, должны были вовсе исчезнуть с лица земли. Вместо них намечалось образовать провинцию Прибалтика, которой управляли бы немецкий гауляйтер и местные националисты.

— А народы, народы этих республик спросили, хотят ли они жить в кабале, находиться под сапогом иноземцев?

— План «Ост» предусматривал германизацию половины литовцев, эстонцев и латышей. Другая их половина — «неполноценное население» — подлежала физическому истреблению.

— В таком случае как же предполагалось поступить с остальными территориями и народами Советского Союза?

— Предусматривалось и это. Союзник Великой Германии — Великая Финляндия получала право присоединить к себе Мурманскую и Архангельскую области. Украина и Белоруссия должны были поставлять Третьему рейху хлеб. Кавказ, Туркестан, соответственно, — нефть и хлопок, Урал — металл.

— Таким образом, гитлеризм имел намерение раздробить территорию СССР на более мелкие образования, превратить нашу державу в свой сырьевой придаток, а народам Советского Союза готовил геноцид. Лишь часть населения он планировал германизировать, остальных превратить в своих рабов. Я правильно уловил суть плана «Ост»?

— Совершенно верно. Но в нем было и другое. Евреям и цыганам вообще было уготовано поголовное уничтожение. Для оставшихся в живых русских отводилась ограниченная территория, южной оконечностью которой являлась Рязань, а север ее упирался в Ледовитый Океан. На Западе она граничила бы с Архангельской областью; на Востоке — упиралась в Уральские горы. Даже название было придумано — Московия.

— Что-то вроде резервации и… Откровенно, я очень не хотел бы, чтобы мои дети стали рабами, даже «свободными», под пятой иноземцев или таких, как вы… Вы не считаете, что, воюя на стороне вермахта, помогали осуществлять план Гитлера-Розенберга на советской земле?

— Ах, вот вы куда клоните, — спохватился Краковский. — Кстати, у вас были возможности, и не одна, прикончить меня. Почему не стреляли, хотя бы в доме Михея Брагина?

— Хотел, чтобы вы за все ответили перед судом.

— Меня судить не за что. Я сражался за Русь-матушку нашу.

— Убивать соотечественников — это не значит защищать Россию.

— Может быть, договоримся как-нибудь иначе, лейтенант?

— Не судить вас? — насторожился Буслаев.

Краковский изучающе смотрел ему в глаза.

— Вы устраиваете мне побег из тюрьмы, а за это имеете жизнь, достойную человека.

— Ну и мерзавец вы, Краковский!

— Хорошо. Выгоды для себя вы иметь не будете. Я же, оказавшись на Западе, мог бы выполнять ваши задания. У меня там связи. При необходимости заведу новые знакомства в интересующих вас кругах.

— Боюсь запачкаться. Ваши руки по локоть в крови. В конце концов, можно потерять жизнь, но не совесть, не честь. Вы же потеряли именно их.

Незримый поединок между ними длился с переменным успехом всю зиму 1945 года. Краковский не подтверждал показаний, данных им следователю, но и не отказывался от них. Ему был интересен разговор с тем, кто вышел из схватки с ним победителем. Борясь с террористическими и националистическими бандформированиями, Буслаев впервые столкнулся с жестокостью в жизни. Быть может, тогда он особенно остро почувствовал, понял, что люди — многомерны по характеру и убеждениям, в нравственном отношении; что преступники типа Краковского — лишь любители сладкой жизни, удовольствий, женщин. И вовсе они не идейные борцы, не радетели за народ свой, а обыкновенные экстремисты. Их одолевает неистребимое желание властвовать, повелевать другими. Подумал: а ведь претендуют на исключительность: как же, не такие, как все, значит, и получать соответственно должны от жизни. Есть ли у них в таком случае совесть, эта опора существования нормального человека? Конечно же, отсутствует. Но если разрушается совесть, распадается и личность, превращается в свою противоположность.