Юрий Стукалин - Евангелие от Чаквапи

— Ты бабу грохнул, — запыхавшись, выпалил я.

— Да и хрен с ней, — на лице ни тени сожаления, лишь злость. — Иначе она бы тебя грохнула, — и, глядя на кровоточащие царапины на моем лице, коротко спросил. — Цел?

— Да. Она в сумку попала.

Мы побежали дальше, продираясь сквозь густой кустарник, огибая сросшиеся стволы деревьев и висящие гроздьями лианы. Высокие кроны деревьев едва пропускали солнечный свет, и здесь царил полумрак. Мы крались, озираясь по сторонам, чтобы избежать внезапного нападения. Нам было все равно куда бежать, лишь бы подальше от боевиков ФАРК с их коммунистическими идеями и двумя миллионами долларов за нас в качестве выкупа. Денег у нас таких не было, и выплатить их за нас было некому. Убийство Гарсии и бегство нам не простят, а как они поступают с пойманными беглецами, мы сегодня видели. Спасти нас теперь могли только хладнокровие, жесткость и удача. Как выбираться из далекой, враждебной Колумбии, мы подумаем потом, когда найдем укромное место, где сможем спрятаться. За прошедшие два дня мы устали бояться, что в следующее мгновение может произойти непоправимое. Либо ты боишься и умираешь, либо действуешь, а боишься потом, попивая хорошее вино с друзьями и вспоминая о случившемся с разумной долей иронии…

Он выскочил из-под наших ног неожиданно, застыл на коленях — грязный, взлохмаченный, в изодранной одежде — поднял руки вверх и заискивающе затараторил на ломаном испанском:

— Я хороший, я не бежать, когда стрелять, я бояться и прятаться… я буду хорошо работать…

Тело его покрывали синяки, щеки ввалились, глаза были закрыты от испуга. Мы стояли над ним молча, переводя дыхание.

— Ты кто? — спросил я, и он опасливо приоткрыл глаза.

— Американец, — ответил незнакомец, облегченно вздыхая. — Не повстанец… А вы… Я знаю, — он заговорил возбужденно. — Вы те русские, которых привезли вчера из Мексики…

— Ладно, — прервал его я. — Хочешь хорошо работать, оставайся здесь.

— Нет, нет, — он вскочил, поглядывая на наши автоматы. — Я с вами.

Харрингтон поднял трубку и, услышав знакомый голос, ощутил, как на лбу выступили капельки пота. Он боялся этого человека панически, зная, что за его предельной вежливостью скрывается холодное коварство, а за инфантильной интеллигентностью — непостижимая для обывателя жестокость.

— Здравствуй, амиго, — меланхоличный голос собеседника был вкрадчив. — Как продвигаются наши дела.

— Все хорошо, — ответил и поежился. — Договоренности достигнуты. Завтра я должен получить весь пакет документов, касающихся интересующей вас проблемы.

— Есть что-нибудь интересное?

— Да, — Харрингтон радостно закивал, будто собеседник мог видеть его. — Есть очень любопытная бумага, написанная объектом.

— Ты ее видел?

— Не полностью… Пока только часть. Я стараюсь не продавливать клиентку, чтобы случайно не сорвать сделку. Она весьма заинтересовалась моим предложением, и препон для скорейшего получения документации я не вижу.

— Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — человек говорил спокойно, но Харрингтон почувствовал, что в последней фразе таилась скрытая угроза.

— Я думаю, все пройдет хорошо, — попытался заранее оправдаться он на случай непредвиденных обстоятельств, но человек резко перебил его и как бы между делом полюбопытствовал:

— Ты проверял ее электронную почту за сегодняшний день?

— Нет, — виновато пробормотал Харрингтон, понимая совершенную оплошность.

— Рекомендую, — голос стал жестким. — Позвоню тебе завтра вечером. Да, и… насчет собаки голову себе не морочь, она будет у меня через несколько дней.

Не прощаясь, собеседник положил трубку, и Харрингтон застыл в ужасе, не в силах двинуться. Холодок пробежал по спине, сердце сжалось, дышать стало тяжело. В том, что его действия контролировали, он не сомневался, но не думал, что следят за каждым шагом. И если он проглядел что-то серьезное, или у заказчика возникнет подозрение, что он использует информацию в своих интересах, ведет двойную игру, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

Встал, дрожащими руками включил компьютер и, пользуясь секретным паролем Сью Макдейл, вошел в ее электронный почтовый ящик. Сел, читая переписку последних двух дней.

— Мерзкая дрянь! — Харрингтон в ярости сжал кулаки.

Он и предположить не мог, что эта маленькая сучка догадается о его скрытом интересе и начнет собственное расследование.

— Я тебе уши отрежу тупым ножом, — прошипел он, протягивая руку к телефону.

Отзвуки боя доносились до нас, то стихая, то возобновляясь с новой силой. Дважды над нашими головами стремительно проносились выкрашенные в темно-зеленый цвет вертолеты со снятыми дверцами, битком набитые солдатами колумбийской армии. Минут через пять джунгли начали редеть, и в просветы между деревьями мы увидели укрытые в зелени постройки.

— Здесь у них взлетная полоса, — возбужденно зашептал американец, когда мы остановились, затаившись. — Там самолет, на котором вас привезли.

— И что из того? — Ник повернулся к нему.

— Я летчик, — кратко ответил он. — Если повезет, сможем улететь отсюда.

— Его наверняка охраняют, — Ник тяжело вздохнул.

— Если повстанцы отобьют атаку правительственных войск, они нас поймают в джунглях, — испуг американца прошел, он был настроен решительно и говорил теперь твердым голосом. — Это единственный шанс выбраться отсюда.

— Рискнем, — кивнул головой я, соглашаясь, и крадучись двинулся вперед.

Подобравшись к краю зарослей, мы осторожно выглянули наружу. Самолет одиноко стоял на взлетной полосе, людей рядом не было, но существовала вероятность, что охрана прячется поблизости.

— Никого, — американец дернул меня за рукав. — Надо спешить, пока все повстанцы сражаются с солдатами на дальнем конце лагеря.

Не дожидаясь ответа, он побежал к самолету. Ничего не произошло, и мы последовали за ним. Американец бежал прихрамывая, подтягивая ногу — только сейчас я заметил, что она перетянута грязными тряпками, покрытыми бурыми пятнами ссохшейся крови. Трудно представить, сколько горестей выпало на долю этого несчастного человека за время, проведенное в плену у нелюдей, прикрывающихся благими лозунгами. Мы пробыли здесь чуть более суток, но уже успели испытать на себе и избиения, и холодную яму. Эти мерзавцы, называющие себя повстанцами и борцами с мировым капитализмом, умели ломать людей…

Нам оставалось метров десять до самолета, когда снова раздался гул, и из-за крон деревьев вылетел вертолет. Его тупая стеклянная морда быстро приближалась к нам, напоминая гигантское насекомое из малобюджетного фильма ужасов. Солнечные лучи отражались от фюзеляжа, и он сверкал отблесками, как огромный глаз монстра, а два крупнокалиберных пулемета, закрепленных по бокам, угрожающе взирали на нас, словно смертоносные жала. Пилот «вертушки» должен был хорошо видеть, что в отличие от боевиков мы одеты в гражданскую одежду. Позднее я задавал себе вопрос — почему он начал стрелять? Я ставил себя на его место, размышляя, как повел бы в сложившейся ситуации? Жестокий бой, в котором с каждой из сторон сражаются человек по двести, проклятые джунгли, дающие укрытие вооруженным до зубов боевикам, уже подбившим один вертолет из РПГ, и ты кружишь надо всем этим бедламом, представляя великолепную цель. И пусть одежда наша была гражданской, но в руках мы держали автоматы, а перемазанные, давно немытые лица вполне походили на смуглые рожи боевиков. Жала ярко вспыхнули, выплевывая по нам первую очередь. Пули просвистели совсем рядом и ударили в землю, вырывая фонтанчики дерна у самых ног. Вертолет пронесся мимо, а мы заскочили в салон самолета. Американец быстро запустил мотор, самолет задребезжал, тронулся и медленно пополз по полосе, разгоняясь.