Владимир Князев - Игра втемную

— Кого там черти принесли, на ночь глядя?…

— Жека! Это я, Федор! Тут к тебе ребята из города. Говорят, вместе служили.

Звягин подошел к калитке и посветил «летучей мышью».

— Ё-ма-ё! Шурик! Здорово, братишка! Заходи, заходи… И ты, паря, не стесняйся. Как звать-то?

— Мишаня.

— Вот и отлично, Мишаня! Пошли, пошли в дом. Я, пока, холостякую. Жена в роддоме, в районе. Так что мы по-свойски, по-мужицки. Шурик — ты молодец, что приехал. Не пожалеешь. Я тебе такой праздник жизни устрою — вовек не забудешь.

Звягин по-быстрому накрыл на стол: свежие огурчики, помидорчики, зелень, грибочки, сало, картошка. Притащил из чулана четверть самогона, достал стаканы.

Сели, налили по первой, чокнулись. Выпили залпом. Мишаня начал глотать ртом воздух. Шурик сунул ему под нос соленый огурчик, а сам, с аппетитом захрустел пряной капусткой…

Так они просидели почти до рассвета, вспоминая свое солдатское житье-бытье. Мишаня не выдержал нагрузок и свалился. Звягин оттащил его на широкий диван.

— Устал человек. Да и тебе, Шурка, не мешало бы отдохнуть с дороги. Я-то, балбес, совсем тебя разговорами замучил.

— Нет, все нормально, — проговорил Шурик, подавляя зевоту.

— Чего уж нормального. Давай и ты, в люльку. Отоспишься — еще поболтаем. Все. Рота — отбой!

Как же прав был Федор, когда предупреждал о гостеприимстве и приветливости односельчан. Каждый из них считает святым своим долгом, лично засвидетельствовать почтение приезжим. Да еще, видимо, соревнуются: кто раньше поспеет, тот и молодец. С их точки зрения — глубокое уважение.

Оставшееся время до восхода, как и было предначертано, Шурика с Мишаней никто не беспокоил. Но, едва забрезжил рассвет…

…— Петрович, ты дома? — сам по себе негромкий окрик, в утренней тишине, прозвучал, как Иерихоновы трубы. По крайней мере, Шурику именно так показалось спросонья.

Звягин, потягиваясь и зевая, открыл двери и сощурился от яркого солнца.

— Рыжий, ты, что ли? Шурка, иди, посмотри на это чудо.

За плетнем, разделявшим дворы, стоял мужичок с ведром яблок. На голове, огненная шапка жестких, торчащих в разные стороны, давно нестриженных волос. Одет, в гимнастерку сороковых годов, с расстегнутым воротом и заправленную в застиранное галифе. На ногах — стоптанные «керзачи».

— Ну, заходи, раз пришел.

Не спеша, с трудом, Рыжий перебрался через забор. Так же, неторопливо, подошел к крыльцу. Степенно сел на ступеньку. Скрутил «козью ножку». Внимательно осмотрел ее. Закурил.

Когда все формальности церемонии визита были соблюдены, во время которой никто не произнес ни слова, Рыжий произнес:

— Доброго здоровьичка. Как добрались?

— Да ничего, нормально. Меня Шуриком зовут. Со мной друг, Мишаня. Устал с дороги. Спит еще.

— А я — сосед Женькин. Вообще-то, по паспорту — Николай Серафимович. Но, зовите Рыжим, как все.

— Так чего пришел-то? — с наигранной строгостью спросил Звягин, — спать людям не даешь.

— Так я, это… Вот, витаминчиков принес. Сам знаешь, яблочки у меня знатные… — и замолчал, хитро и вопросительно переводя взгляд с Шурика на Женьку.

Звягин не выдержал, расхохотался и зашел в дом. Вернулся с бутылкой заткнутой кукурузной кочерыжкой.

— Держи, вымогатель. Но учти, это, только, в честь приезда моего друга. Больше, за горилкой, даже, не подходи.

— Вот за это благодарствую, — растекся Рыжий в широкой улыбке, — Может вместе?

— Нет, — отрезал Женька, — ты у нас первый. А еще до вечера дожить надо. Иди с Богом.

Десяти минут не прошло, как развеялся крепкий табачный дым от самосада Рыжего, как в калитку снова забарабанили.

— Э-эй, хозяева! Отворяй, да псину свою придержи. Гости — в дом.

— Ох, ты, господи. Людка, ну как же без тебя. Супруг-то где?

— Да вон он, окаянный. Со Степаном треплется. Сейчас подойдет.

Мишаня к этому времени уже проснулся, умылся ледяной водой и с удивлением отметил: «Блин, я думал, умру. А бодуна-то нет! Вот, что значит здоровая экология: солнце, воздух и вода. Одно слово: природа!».

— Знакомьтесь. Это наше местное «сарафанное радио» — Людмила. «Евроньюс», по оперативности, в сравнении с ней — провинциальное агентство.

— Да ладно тебе, — засмущалась Людка, — на-ко, вот, сметанкой свежей гостей накорми, — женщина передала Звягину небольшой бидончик с белыми потеками на стенках.

— Рассказывай, Людмила, — когда все уселись за стол, завтракать, — просвети людей о нашем житье-бытье.

Людка, как профессиональный репортер, протрещала последние новости, о том, как Петро в речку упал, как бабка Савельевна баллон с самогоном разбила, да чуть не удавилась с досады. Ванька, так на дискотеке в клубе уплясался, что дрогу домой по заборам нащупывал (темно же). Когда забор кончился, почувствовал под рукой, что-то шерстяное, теплое и мягкое. Подумал — одеяло. Прилег и заснул. Утром очнулся среди коровьего стада. Фуцин неделю по ночам голосил, песни орал. Да не какие-нибудь русские народные, а попсу всякую.

— Мало того, что спать не давал, так еще и слушать противно: «Девчонки, девчонки — короткие юбчонки…», тьфу!

— Фуцин это местная достопримечательность, — пояснил Звягин, — наш Карузо. С небольшой скидкой, можно сказать, поет неплохо, пока в кондиции.

— Фуцин… Интересная фамилия.

— Да это не фамилия вовсе. Кто и за что так его окрестил — даже он не помнит, но прозвище закрепилось, и он им гордится… А, вот и сам, легок на помине.

Распахнулась калитка, и во двор вальяжно вошел Фуцин. Фуражка на затылке, руки в брюки, под мышкой шмат сала в полиэтиленовом пакете, гордо поднятый подбородок. Старается идти ровненько, но чувствуется — вот-вот упадет (еще бы: неделю глотку полировать).

— Привет честной компании! — с порога, опершись на косяк, провозгласил он. — Подхарчимся? — Фуцин подбросил на руке аппетитный кусок сала с толстыми прожилками мяса, — собственного приготовления, с чесночком и красным перцем.

Таким образом, завтрак плавно перешел в обед и, наверняка бы закончился ужином, если бы Звягин не пресек это буйство чревоугодия на корню.

— Все, господа хорошие. На сегодня достаточно впечатлений, которые вы произвели на ребят. Сейчас — все по домам. Еще увидимся.

Нехотя гости поднялись и попрощались.

— Жека, — сказал Шурик, когда все разошлись, — зачем ты так? Люди, ведь, от всей души…

— Знаю я их душу. Не остановишь — еще две недели бы столовались. А обид не будет. Не переживай. Они меня знают. Пошли, лучше, я тебя с дядей Васей познакомлю. Он у нас, как старейшина. Потомственный охотник. Егерь. Железный мужик.

По дороге, Женька, вкратце, рассказал Шурику с Мишаней о живой легенде поселка. Для односельчан дядя Вася был всем. К нему всегда можно прийти за советом, попросить помочь в каком-нибудь деле. Он был и третейским судьей, и карающим мечом правосудия. Мог оправдать невиновного, или прогнать нагайкой по всему поселку совершившего проступок. Его решения не обсуждались, и ему все доверяли.