Георгий Брянцев - Тайные тропы

— Иди быстрее и сейчас же возвращайся.

Заговорила женщина, повидимому жена хозяина:

— Запри дверь на замок и сторожи… Зачем лег с ним в одной комнате?

Раджими мгновенно сдернул с гвоздя халат, бесшумно, точно ящерица, юркнул в дверь и крадучись поспешил вон со двора.

Остался один Бахрам-ходжа, но до него — добрый десяток километров. Поспеть бы только до рассвета!

Раджими шел, с каждым шагом теряя веру в успех дела, и сердце его все более ожесточалось.

— Уйду отсюда и не вернусь больше! — шептал он сквозь зубы. — Будь проклят тот день, когда я согласился остаться здесь!

Уверенности в том, что выручит Бахрам-ходжа, было мало, но Раджими шел к нему, шел потому, что другого выхода не было. Может быть, Бахрам-ходжа все-таки выручит. Он человек другого покроя. Он всю жизнь был имамом [4] Имам — духовное лицо у мусульман; он заведует мечетью, руководит молитвой и проч. , другом отца Раджими, вместе с ним хаживал в Мекку. Бахрам-ходжа знает в горах все тропы. Если Бахрам-ходжа и откажет в помощи, то никогда не предаст.

На востоке гасли звезды, бледнело небо, когда Раджими достиг цели. В дом Бахрам-ходжи он вошел без опаски, но и без надежд.

Имам уже встал. Лицо его, испещренное глубокими морщинами, походило на ореховую скорлупу; узкая, длинная борода достигала поясного платка.

Но Бахрам-ходжа был еще бодр, ходил твердой походкой, шутил, в его голосе и жестах чувствовалось душевное спокойствие.

— С глазами только плоховато, — пожаловался он. Это заметил и Раджими. Глаза имама слезились, он то и дело вытирал их.

Вспомнил Бахрам-ходжа и своего друга — отца Раджими.

Дом имама свидетельствовал о довольстве. Комнаты были устланы мягкими коврами, кругом — пышные одеяла, подушки, в стенных нишах много посуды.

Раджими подумал, что служить аллаху не так уж плохо.

Начинать разговор сразу о деле было неудобно. Это не Убайдулла и не Джалил, это имам — почетный человек, трижды побывавший в Мекке. Он может и обидеться. Надо было терпеливо слушать хозяина.

А старик перебирал прошлое, называл давно забытые имена.

Солнце уже залило двор ярким светом, когда сели за еду. Масло, каймак [5] Каймак — сливки, снятые с топленого молока. , сахар, кишмиш, лепешки из белой муки, ароматное баранье мясо, виноград…

«Велик и милостив аллах, и нет конца его щедротам», — вспомнил Раджими и впервые за сутки улыбнулся своим мыслям.

О деле говорили после сытной еды, попивая чай. Имам внимательно выслушал гостя, но вести его сам через границу не согласился.

— Пойдете одни, а дорогу укажу я, — сказал он. Раджими был рад и этому: другого выбора все равно не было.

— А туда, на ту сторону, я дам письмо Мамед-ходже, он приютит и позаботится обо всем. Мамед-ходжа состоит при гробнице великого имама Резы, и у него много верных шиитов. Он знал твоего отца. Втроем ходили мы в Мекку…

Хорошее настроение возвращалось к гостю. Имам говорил спокойно, уверенно, и Раджими казалось, что все уже осталось позади: и тревога за завтрашний день и боязнь провала — все-все… Он уже видел себя мысленно в чужом далеком городе, где таким людям, как он, — почет и уважение.

— Только не мешкайте, — предупредил Бахрам-ходжа: — через два дня надо отвозить корм скотине на ферму. Повезу я сам и захвачу вас.

Мейерович с женой целый день томились от безделья и ожидания. Строго соблюдая указания Раджими, они даже не выглянули со двора на улицу.

Когда совсем стемнело, в дверь постучали. Это были Раджими и Юргенс. Хозяин стал торопливо зажигать лампу. Комната осветилась.

— Знакомьтесь, — произнес Раджими. — Это мой друг. Ваша судьба в его руках.

Юргенс назвал себя Казимиром Станиславовичем, любезно пожал супругам руку и уселся на поданный стул. Сверток, находящийся у него, он передал Раджими, а сам попросил разрешения закурить.

Мейерович с любопытством рассматривал нового знакомого. Внушительная внешность его, уверенный голос, манера держать себя производили хорошее впечатление. «С таким не пропадешь», — подумал он.

Жена выбежала из комнаты и возвратилась с вазой, наполненной виноградом.

— Прошу, угощайтесь, — предложила она и внимательно посмотрела на гостя. Ее мнение совпало с мнением мужа.

— Спасибо, успеем, — поблагодарил Юргенс и с улыбкой добавил: — Давайте прежде поговорим… Документы в порядке? — обратился он к Мейеровичу.

— Да-да, — поспешно ответил тот.

— Они при мне, — пояснила жена, — все время при мне.

— Это не совсем удобно, — сказал Юргенс. — Передайте их Раджими. Сегодня ночью все решится, — заключил он, поглядев на часы. — Последнее, что от нас требуется, — это продумать все так, чтобы лишить возможности ваших земляков причинить вам неприятности в дальнейшем.

Мейерович широко раскрыл глаза: ему было непонятно, о какой неприятности может идти речь.

— Я вам сейчас объясню, — продолжал Юргенс. — Исчезновение документов, очевидно, уже вызвало переполох. Не исключена возможность, что ваши недоброжелатели нападут на ваш след… ну, допустим, через неделю, через две… и тогда вы можете оказаться в неудобном положении, даже находясь за границей. Ведь за растраченные вами государственные средства Советы могут обратиться к соседней державе с требованием выдать уголовника. Поэтому нам надо что-то придумать.

Мейерович побледнел.

— А если они на той стороне назовутся вымышленными именами? — подсказал Раджими.

— Не подходит! — отрезал Юргенс. — Будет еще хуже.

Раджими нахмурил лоб и теребил бородку. Соня смотрела на него с надеждой.

— Есть идея! — почти вскрикнул Раджими. — Надо пустить слух, будто Марк Аркадьевич и его жена, попав в безвыходное положение, покончили счеты с жизнью.

— Идея хорошая, — ответил Юргенс, — но как и через кого вы пустите подобный слух? Какие доказательства, кто поверит одним слухам? Я предложу другое. Пусть Марк Аркадьевич напишет записку, в которой сообщит, что он и его прелестная супруга ушли из сего мира, а записку подбросим на завод.

— Да, это лучше, — согласился и Мейерович и достал автоматическую ручку.

— Пишите, я буду диктовать, — предложил Юргенс. — «Имея большую вину перед государством, которую ничем не искупить, мы решили умереть. Прощайте…» Вот так, подписывайтесь.

Супруги поставили подписи и вручили письмо Раджими.

— А теперь я не прочь выпить бокал хорошего вина за ваши предстоящие успехи, — сказал Юргенс. — У нас в распоряжении около часа.

Раджими взял с подоконника сверток, развернул его и поставил на стол бутылку. Юргенс открыл ее.

— Я думаю, что в самое ближайшее время мы получим возможность выпить в другой обстановке, — сказал он, разливая вино по стаканам. — И если я предложу сейчас тост за нашего верного друга Раджими, то, я надеюсь, вы ко мне присоединитесь.