Георгий Брянцев - Тайные тропы

— Ну уж нет! — возразил Ожогин. — Тут не до любопытства. Юргенс, возможно, по секундомеру подсчитывает длительность наших раздумий и колебаний… Сделаем так: я пойду к Денису Макаровичу, а ты — к Юргенсу. Постарайся попасть к нему, покажи письмо и попроси совета, как поступить. Понаблюдай за его физиономией. Это интересно. Понял?

— Понял. Сейчас пойду! — с готовностью ответил Андрей.

— Вот тебе и поручение…

— Молодец, что пришел! Молодец! — радостно встретил Никиту Родионовича Изволин и потянул его во вторую комнату.

Денис Макарович был возбужден. Не требовалось никаких объяснений, чтобы понять его настроение. По глазам старика Ожогин научился почти безошибочно определять, что творится в его душе. Посмеиваясь в усы, Изволин усадил Никиту Родионовича и подал ему листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком.

«Грозному, — прочел Ожогин. — Ваши действия и планы на будущее считаем правильными. Постарайтесь связаться по радио с Иннокентием. Разведданные передавайте ежедневно. Юру и всех лиц, с ним связанных, держите постоянно в поле зрения. Немедленно сообщите, кто персонально участвовал в затемнении города. Вольный».

— Так вы, значит, «Грозный»?

Изволин отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— А кто же это, если не секрет? — осторожно спросил Никита Родионович.

— Секрет, дорогой, и большой секрет! Тебе я могу сказать одно: «Грозный» — член бюро обкома партии, и в городе с ним связаны только четыре человека, руководители самостоятельных групп. Бережем мы «Грозного» как зеницу ока: ведь он возглавляет подпольный райком и всю борьбу. Ни одного шага мы без него не делаем.

— Меня и Андрея он знает?

— А как же! Всех он знает.

— Хорошо, — ответил Никита Родионович, — но, может быть, и мне тогда не следовало говорить о нем?

— Что так? — удивился Денис Макарович.

— Если установлен строжайший порядок конспирации, то зачем его нарушать…

— Значит, можно, коль нарушаю, — произнес Изволин и, вынув из-под кровати поношенные ночные туфли, упрятал радиограмму под стельку одной из них.

Позвав жену, Денис Макарович завернул туфли в газету и попросил отнести их… Куда? Она, видимо, знала сама.

— Принял радиограмму Леонид? — спросил Никита Родионович, когда остался наедине с Изволиным.

— Да. А что?

— Меня интересует, как часто он работает на передаче.

— Леонид проявляет большую осторожность.

— Поймите, Денис Макарович, рано или поздно гитлеровцы запеленгуют работу рации и нагрянут. Нужно перенести рацию в другое место, может быть даже за город, и на некоторое время прекратить передачу и ограничиться только приемом.

Денис Макарович слушал Ожогина и хмурился. Упрятать рацию в другое место — дело несложное, но ведь надо найти укрытие и для Леонида. Это уже труднее. И в то же время нельзя прерывать связь с Большой землей. Правда, имеется вторая, запасная радиостанция, но о ней и о втором радисте не знает никто, кроме «Грозного» и Дениса Макаровича. Сейчас эта рация находится на вынужденной консервации и бездействует из-за отсутствия питания. Питанием, и то с большим трудом, удалось обеспечить одну рацию, на которой работает Леонид.

Прекращать работу по передаче нельзя. Единственный выход — подыскать место и вынести рацию за город.

Пожалуй, лучше всего вынести за город рацию второго радиста, который зарекомендовал себя как сторонник оккупантов и жил легально. Впрочем, все следовало в ближайшие дни тщательно обдумать.

Не высказывая своих соображений Ожогину, Денис Макарович решил перевести разговор на другую тему.

— Как обстоят дела с Родэ? — поинтересовался он.

— Ничего реального, — ответил Ожогин. — Сейчас я еще не представляю себе, в какой мере дочь Тряскина может помочь уничтожению Родэ. Говорить с ней начистоту опасно. Верить тому, что Варвара Карповна ненавидит гестаповца Родэ и боится кары за свою связь с оккупантами, рискованно. Кто может дать гарантию, что Тряскина не ведет провокационную линию по заданию гестапо?

— Эту женщину я вижу насквозь, — сказал Денис Макарович, — и верю, что она раскаивается в своих связях с гестапо. Она не раз говорила об этом мне и Пелагее Стратоновне. Правда, Варвара запугана Родэ. По характеру она труслива, как заяц, а Родэ способен на всякую подлость.

— Но почему она ко мне обратилась за советом? — недоумевал Ожогин.

Изволин объяснил:

— Она боится обратиться к первому встречному — раз. Знает со слов горбуна, что Ожогин, как и она, связан с гитлеровцами и, возможно, также в этом раскаивается, — два. Наконец, она видит, что Ожогин дружен с Изволиным, а ему она уже поведала о своем настроении — три. Нельзя также не учитывать, что женщина питает личные симпатии к Ожогину.

В рассуждениях Дениса Макаровича Никита Родионович чувствовал известную логику.

— А Родэ надо убрать, и как можно скорее, — продолжал Денис Макарович. — Он много принес горя нашим людям и продолжает творить гнусные злодеяния. Знаете, что я думаю? — Изволин поставил стул рядом со стулом Ожогина и обнял его за плечи. — Поговорите с Варварой Карповной начистоту. Разговор будет без свидетелей. Допустим, что она имеет задание вас проверить… Ведь вы тоже можете в случае нужды оправдаться тем, что хотели проверить ее. А?

Изволин был прав. Никита Родионович согласился с его доводами. Имея на счету «разоблачение» горбуна, Ожогин, в случае провала, мог объяснить Юргенсу, чем были вызваны его действия.

Он пообещал Денису Макаровичу переговорить с Тряскиной по душам, рассказал о полученном только что письме и распрощался.

Удобный случай поговорить с Тряскиной представился Ожогину значительно раньше, чем он мог предполагать. Выйдя из дому, он столкнулся лицом к лицу с Варварой Карповной, которая сидела на крыльце.

— Здравствуйте, Никита Родионович, — подавая руку, произнесла Тряскина.

Ожогин пожал ей руку.

— А я вас поджидала. Видела в окно, когда вы прошли к Изволину.

Помолчали. Потом Варвара Карповна спросила:

— Вы обещали дать мне совет… помните?

— Помню. Но мне еще не ясно, что вас тревожит.

Тряскина заговорила взволнованно, путано, перескакивая с одной мысли на другую. Из всего сказанного ею Ожогин уловил, что она действительно боится заслуженного возмездия и стремится искупить свою вину, но искупить так, чтобы избежать расправы со стороны гитлеровцев. Кроме того, она считала, что и Ожогину надо подумать о своей судьбе: ему тоже не сладко будет, когда уйдут оккупанты. Короче говоря, Варвара Карповна искала прочного союзника.

— Я разделяю ваши настроения, — заметил Ожогин.

— Спасибо, но этого еще недостаточно, — вздохнула Варвара Карповна.

— Понимаю, — согласился Никита Родионович. — Давайте сообща думать, что предпринять. Вы как-то говорили о Родэ, что…