Георгий Брянцев - Тайные тропы

Там сидели Гуго и Алим. Между ними лежал открытый чемодан, наполненный золотом.

— Что это такое? — удивились Ожогин и Грязнов.

— Тайна, которая вас интересовала.

— Любопытно! Ну, а где же сам племянник? — спросил Андрей.

— О! Он уже далеко.

Вагнер сообщил, с какой просьбой к нему обратился Рудольф, и рассказал историю чемодана. Ценности, хранящиеся в нем, — русские. Один из сподвижников Гитлера, Вильгельм Кубе, был назначен генеральным комиссаром Белоруссии; его еще в прошлом году отправили на тот свет партизаны. Часть золота, которое Кубе прикарманил, спрятал некто Манишка — из людей, близких к Кубе. В Бресте Манишка встретился с племянником Вагнера. Там Манишка, со слов Рудольфа, схватил сыпной тиф, слег и умер. Видимо, без Рудольфа здесь не обошлось, но это значения не имеет. Главное то, что ценности, прикарманенные Рудольфом, принадлежат Советской России, и надо думать о том, как вернуть их владельцу.

— К этому мы еще вернемся, — проговорил Никита Родионович, когда Вагнер закончил рассказ. — А теперь давайте поговорим об Абихе и Моллере.

Вагнер, Гуго и Алим сделали удивленные лица.

— Да-да, — сказал Ожогин. — И разговор предстоит серьезный.

Снег колючими сухими космами бился в окно. Завывал порывистый ветер. Все жильцы дома собрались в мезонине, теперь регулярно отапливаемом, и сгрудились вокруг маленького столика, на котором лежали наушники. Сквозь шум и свист бури друзья жадно ловили едва слышимый голос Большой земли, голос Москвы.

В полночь, когда обсуждение событий было закончено и все начали готовиться ко сну, явился Моллер.

— Я вам не помешал? — спросил он, стряхивая снег с шапки и оглядываясь на следы, которые оставил за собой.

Все молчали: в такой поздний час хозяин гостиницы еще никогда не являлся с визитом.

Не ожидая приглашения и растянув губы в улыбку, Моллер уселся на стул и, засунув руку во внутренний карман пальто, извлек оттуда какой-то листок.

— Вы отлично читаете по-немецки, — сказал он, подавая листок Ожогину. — Прочтите. Это же комедия!

Никита Родионович взял листок и сразу определил, что это одна из листовок подпольной антифашистской организации. Об этом ярко свидетельствовали формат, бумага, шрифт и обычная подпись в конце.

Сохраняя спокойствие на лице, Ожогин стал про себя читать листовку, составленную при его участии.

Присутствующие невозмутимо смотрели на Никиту Родионовича, и на их лицах Моллер вряд ли мог что-нибудь прочесть, хотя глаза его суетливо перебегали с одного на другого.

— Я прошу вас прочесть вслух, это же очень интересно, — попросил Моллер.

— Ничего в этом интересного я не вижу! — резко ответил Никита Родионович. — За чтение, а тем более за распространение таких штучек вы можете заработать неприятности. Я удивляюсь вам, господин Моллер! Вы всегда передавали новости, о которых никто, кроме вас, не был осведомлен, а теперь притащили какую-то дрянь. Как она к вам попала? — Ожогин швырнул листовку Моллеру.

— Я нашел ее на ступеньках вашего дома… — проговорил Моллер после некоторого замешательства.

Никто ничего не сказал. Вагнер встал и, демонстративно загремев стулом, вышел из комнаты. Он не мог переносить присутствия Моллера и считал ниже своего достоинства разговаривать с ним. Даже совет Никиты Родионовича терпеливо относиться к визитам Моллера и держать себя в руках не помог: в этом вопросе Вагнер не шел ни на какие компромиссы.

Уход Вагнера не смутил Моллера. Он тотчас со свойственным ему азартом принялся сообщать городские и международные новости.

Никита Родионович подмигнул Моллеру и, выйдя из-за стола, поднялся к себе в мезонин.

Окончив рассказывать очередную сплетню, хозяин гостиницы тоже побежал наверх.

— Я вас правильно понял? — спросил он, войдя в комнату. — Вы хотите остаться со мной наедине?

— Совершенно верно… Присаживайтесь. Хочу с вами серьезно поговорить.

Сделав удивленную мину, Моллер пододвинул к себе стул и уселся против Никиты Родионовича.

— Скажу откровенно, — начал он, — я не люблю серьезных разговоров.

— Ерунда! — коротко бросил Ожогин и закурил. — Ведете вы себя по меньшей мере глупо.

Моллер насторожился.

— Очень глупо! — продолжал Никита Родионович. — И если вы не измените своего поведения, я, как хотите, вынужден буду сообщить о вас в то учреждение, где мы с вами недавно встретились. Надеюсь, вы меня поняли?

Моллер отрицательно замотал головой и оглянулся на дверь.

— Дурака не валяйте! — резко сказал Ожогин. — В серьезных делах я шуток не люблю.

— А разве я шучу? — спросил Моллер.

— Не знаю. Я бы на вашем месте так не поступал. Нам друг перед другом кривить душой нечего. Вы знаете, кто мы, и, возможно, только вы один об этом знаете. А о том, что вы сотрудничаете с гестапо, знают все.

— Этого не может быть! — испуганно пробормотал Моллер и еще раз оглянулся на дверь.

— Как не может быть, когда во всем городе хорошо известны ваши связи с гестапо!

Моллер побледнел.

— Вас интересует сейчас человек, который и нас интересует не в меньшей мере. Даже глупец может понять, что вы ходите сюда из-за Гуго Абиха.

— Абих — подозрительный тип. Он определенно имеет связи с коммунистами, — прошептал Моллер.

— Если бы это было определенно, — повысил голос Никита Родионович, — то он не находился бы сейчас внизу, в столовой, а сидел бы в другом месте. Это нужно доказать.

— И я докажу… докажу…

— Ничего вы не докажете! — оборвал Ожогин. — Вы только срываете работу других. Вы провалите все дело, если уже не провалили. Завтра я буду там и скажу свое мнение майору Фохту. Вы не только мешаете, вы бросаете тень на нас с Грязновым. Прикрывая свои визиты сюда дружбой с нами, вы настораживаете против нас и Вагнера и Абиха. Если вас считают сотрудником гестапо, то станут считать и нас. Вот чего вы добьетесь своими посещениями!

Моллер извлек из кармана несвежий носовой платок и вытер мокрый лоб.

— Вы этого не сделаете, — пробормотал он.

— Почему вы так уверены?

— Я вас считаю своим человеком.

— А если свой человек будет ставить нас под удар?

— Нет-нет… Этот Абих у меня поперек горла. Вожусь с ним сколько лет… Но если дело принимает такой оборот, я готов последовать вашему совету. Учтите, однако, это хитрая бестия.

— Тем более. — Никита Родионович встал. — Но если вы нарушите свое обещание и начнете вновь совать свой нос, то пеняйте на себя.

— Зачем так грубо, резко? Мы же свои люди… Моллер поднялся со стула, подошел к двери, ведущей на лестницу, и, приложив к ней ухо, прислушался. Ожогин молча наблюдал за ним.