Андре Лори - Искатели золота

Но, увы! Не успели они подойти к ущелью, как кифары уже прошли его и двигались им навстречу. Мбололо, не колеблясь, скомандовал атаку.

— Смелее, храбрецы мои! Бейте кифаров, непобедимые Большие Головы! Это все трусы! Вспомните, как мы разбили их!.. А теперь они опять лезут!.. Цельтесь вернее, неустрашимые матабелы, победа за нами!

Первые выстрелы пропали даром: расстояние до неприятеля было еще слишком велико. Между тем проницательный Мбололо заметил, что враги стреляли лучше прежнего; да и в войске их было больше дисциплины; кроме того, кифаров было по крайней мере пятьсот человек, гораздо больше, чем у него, так как вследствие неожиданности нападения он не успел мобилизовать всех своих сил.

Но Мбололо был не из робкого десятка, чтобы струсить.

Стрельба возобновилась, и на этот раз с обоих сторон потеряли по нескольку воинов. А как кифары научились теперь стрелять! Они запаслись новыми ружьями, и, пока их считали бессильными, втихомолку готовились к мщению!..

Преподавая Большим Головам стрельбу из новых ружей, господин Массей требовал, чтобы они не забывали употребление старого национального оружия — дубины и ассагаев, кроме этого матабелы были прекрасные бегуны; Мбололо сообразил, что кифары, не имея умных руководителей, совсем отвыкли от прежних африканских орудий. А потому, изменив тактику, он громко скомандовал своим людям: «Вперед! Но увидим, чья возьмет!..»

— Оставьте ружья! Шагом марш!.. Вперед!.. Берите дубины!..

Такой способ нападения всегда имел поразительный успех. Пробежав в несколько секунд расстояние, отделявшее их от кифаров, Большие Головы налетели как ураган на своих противников, которые, растерявшись, вступили с ними в рукопашный бой. Мбололо во главе своего отряда колотил дубиной направо и налево, заряжая всех своим примером и наводя ужас на неприятеля. Кифары стали отступать, все поле битвы осталось за Большими Головами; вдруг произошло нечто совсем неожиданное.

Из ущелья показалась дюжина белолицых. Эти люди катили какую-то неизвестную машину с трубой и дулом. И вот эта машина со страшным шумом начинает изрыгать на несчастных матабелов целый град пуль.

Радостный крик кифаров слился с воплями бессильных теперь матабелов, которые падали, как снопы, убитые зарядом.

Мбололо ожидал своей смерти в мрачном молчании. Но пальба прекратилась. Начальник белых выступил вперед и сделал знак, что желает говорить.

— Я — капитан Виллис, — отчетливо произнес он, — командир английского войска Ее Величества… Я мог бы убить всех вас до единого, вы сами видите, что сопротивляться мне невозможно. Мы пришли сюда не затем, чтобы отнять у вас вашу землю и свободу, но затем, чтобы признать вашу территорию собственностью королевских владений и взять вас под покровительство наших законов. Знайте, что эти законы дадут вам счастье и мир, так как нашу власть должны признать также ваши противники. Единственно, чего мы будем требовать от вас, это верного исполнения наших законов.

По мере того, как капитан Виллис произносил речь, кафрский переводчик переводил ее на местное наречие, на котором он объяснялся совсем свободно.

«Что делать? — задавал себе вопрос бедняга Мбололо. — Сопротивляться? Немыслимо. Тут стояла страшная машина, готовая уничтожить всех до последнего воина. Распрощаться навсегда с независимостью — и это в ту минуту, когда они храбро отстояли себя? — было слишком тяжело. Но, может быть, иностранец прав. Большие Головы видели столько благодеяний от белых; весьма возможно, что и эти не станут притеснять их».

Посоветовавшись с главными представителями своего племени, Мбололо объявил англичанам, что готов оказать им гостеприимство, чтобы переговорить о постоянном мире, но с тем условием, чтобы капитан приказал кифарам немедленно удалиться. Требование Мбололо было исполнено тотчас же; затем капитан со своим войском и пушкой направились в сопровождении Мбололо в деревню матабелов.

Капитан выбрал себе королевский дворец и сейчас же водворил на нем английское знамя. Каково же было его удивление, когда, войдя в дом, он очутился во французском семействе. Еще более его удивился и обрадовался доктор Ломонд, когда из объяснений капитана он увидел возможность освобождения, а значит, и выздоровления его дорогого пациента.

Но еще один сюрприз довершил счастье доброго доктора. Разговор происходил в приемной зале с помощью англичанина и француза; и тот, и другой были прескверными переводчиками. Доктор, не понимавший и половины из сказанного, вызвал к себе на помощь Жерара, не покидавшего, так же как и Колетта, своего больного отца.

— Ради Бога, придите на минуту, будьте ненадолго нашим переводчиком… Позвольте представить: капитан Виллис… Жерар Массей…

— Массей? — повторил офицер. — Уж не родственник ли вы Генриху Массею, инженеру из Клейндорфа, изобретение которого нового способа обработки золотой руды наделало столько шума в Трансваале?

— Я брат его! — воскликнул Жерар. — Если только это тот самый молодой человек, который потерпел крушение на «Дюрансе»… Вы наверное знаете, капитан, что он в Трансваале? О! Скажите нам скорее все, что вы знаете о нем! Мы не виделись с ним уже больше года.

— Я очень счастлив объявить вам, что он живет в Клейндорфе, что я видел его не более десяти дней тому назад. Он устроился вместе со своей матерью и пользуется всеобщим уважением… Но простите! — добавил англичанин, заметив, что бедный мальчик побледнел как полотно, — может быть, вас слишком волнуют эти известия?

— О! Нет! Нет! — сказал Жерар, не помня себя от счастья. — Доктор, дорогой доктор, можно передать это папе? Это не повредит ему?

— Не только не повредит, но он тотчас же выздоровеет от такой радости! — утвердительно отвечал доктор. — Это главное лекарство, которого ему и не хватало и которого при всем желании я не мог достать для него. Бегите, бегите скорее, Жерар, к нему и к вашей сестре сообщить им эту новость. Клянусь вам, что она принесет ему только пользу!

Доктор, обладавший необыкновенно чутким сердцем, понимал, что никто посторонний, ни даже он сам, не должны были присутствовать при этой семейной радости, а потому и остался с капитаном Виллисом, которому начал рассказывать, каким образом его друзья и он сам попали в руки матабелов.

Стоит ли описывать радость отца, Колетты, счастливые слезы Мартины и удовольствие славного Ле-Гуена? Быстрое выздоровление господина Массея, согласие капитана Виллиса на их немедленный отъезд, уступка им бульлокс-вагона, собственного экипажа капитана и наконец их счастливое переселение?