Владимир Рыбин - Искатель. 1981. Выпуск №2

Утром на балконе я предложил Лоис пообедать вместе и потанцевать. Я тогда назвал «Фламинго», но, судя по тому, что произошло днем у «Рустермана», туда идти не следовало. Поэтому я спросил у Лоис, не возражает ли она, если мы двинем в «Колонн» в Виллэдже.

Джарелл предупредил меня, что Лоис разборчива в партнерах, и, надо сказать, она имела на это полное право. Она чувствовала ритм всем телом и была послушна своему партнеру во всем. Для того чтобы не ударить перед ней лицом в грязь» я полностью отключился и думал лишь о своих руках и ногах, так что, когда наступила полночь, а вместе с нею подошло время выпить шампанского, я не продвинулся ни на шаг в том, что задумал.

Подняв бокал с шампанским, Лоис провозгласила:

– За жизнь и смерть. – И залпом его осушила. Поставив бокал на столик, добавила: – Если бы смерть порой спала.

– Присоединяюсь к вашему тосту, – сказал я, поставив свой пустой бокал рядом с ее. – Если только правильно вас понял. Что означает эта фраза?

– Сама не знаю, хотя и сама ее сочинила. Это из моего стихотворения. Вот последние пять строчек:

Иль грызун бы высоко скакал,

Свободный и быстрый, с ветки на ветку;

Иль девчонка бы горьких рыданий обрушила шквал,

Проклиная безносую нашу соседку.

О, если бы смерть спала!

– Мне нравится, как это звучит, – сказал я, – но мне кажется, я не уловил смысла.

– Я его тоже не улавливаю, вот потому и решила, что это настоящая поэзия. Сьюзен же говорит, что ей все понятно, а может, она притворяется. На ее взгляд, здесь только одно неверно: вместо «горькие рыдания», она говорит, должны быть «сладкие рыдания». Мне это не нравится. А вам?

– «Горькие» мне нравится больше. Сьюзен любит стихи?

.- Не знаю. Ее я понимаю так же мало, как и это стихотворение. Правда, она моя золовка, ее спальня больше, чем моя, к тому же я обожаю своего брата, когда мы с ним не в ссоре, так что я, быть может, просто придираюсь к ней. В общем, я должна все это еще проанализировать.

– Стоит, – кивнул я. – Вчера вечером вокруг нее собрались все мужчины, кроме вашего отца. Наверно, он ее просто не заметил.

– Уж кто-кто, а он ее заметил. Вы знаете, кто такой сатир?

– Более-менее представляю.

– Загляните в словарь. Я не могу сказать, что мой отец сатир, потому что у него уйма времени уходит на процесс дальнейшего обогащения. По-моему, он просто кот…

В среду утром, проходя мимо студии, я обнаружил, что мои часы показывают 11.56, так что у меня была возможность послушать двенадцатичасовую сводку новостей. Я открыл дверь и, переступив порог, замер на месте. В студии кто-то был. Я увидел в кресле Сьюзен, напротив нее стоял незнакомый мужчина в темно-сером костюме.

– Прошу прощения. Я просто прогуливаюсь, – поспешил сказать я и собрался ретироваться, но меня остановил голос Сьюзен.

– Останьтесь, мистер Грин. Это Джим Ибер. Джим, это Алан Грин. Я вам о нем рассказывала.

Мой предшественник был все еще поглощен своими мыслями, но тем не менее протянул мне руку. Я обнаружил, что у него дряблая мускулатура.

– Я зашел повидать мистера Джарелла, а его не оказалось, – заговорил он будто через силу. – Так, по поводу одного пустячка. Как вам работа?

– Я был бы в восторге, если бы и впредь все шло так, как в эти первые два дня. Не знаю, что будет, когда вернется мистер Джарелл. Может, вы меня немного просветите на этот счет?

– Просветить? – Могло создаться впечатление, что он впервые слышит это слово.

– Ладно, как-нибудь в другой раз, – сдался я. – Прошу прощения, что прервал вашу беседу.

– Я как раз собирался уходить, – заявил Джим Ибер и, высоко задрав подбородок, прошагал мимо меня к двери.

– О, господи, – вырвалось у Сьюзен.

– Быть может, я могу быть чем-нибудь полезен?

– Нет, благодарю вас. – Она покачала головой и встала. – Вы не возражаете, если я… Мне требуется кое-что обдумать.

Уходя, Ибер закрыл за собой дверь, и я поспешил открыть ее перед Сьюзен. Она направилась в сторону задней лестницы, завернула за угол, и я услышал, как загудел лифт.

Следующее заслуживающее внимания событие произошло в ту же среду шесть часов спустя, и, хотя не продвинуло меня ни на шаг вперед, оно придало всей ситуации совершенно иную окраску. Но прежде чем рассказать о нем, я должен упомянуть о своей короткой беседе с Уименом, когда я листал в зале отдыха журнал.

– Непохоже, чтобы вы переутомлялись, не так ли? – заметил он, входя.

Это можно произнести по-разному, начиная от издевки и кончая дружеской шуткой. В его устах это прозвучало как нечто среднее. Конечно, я мог ответить: «Вы ведь тоже не надрываетесь», но не стал этого делать. Он был слишком худ и слишком жалок, чтобы быть хорошей мишенью для насмешек. Я знал, что Уимен продюсер двух бродвейских шоу, одно из которых прекратило свое существование через три дня после премьеры, другое же продержалось почти месяц. К тому же его отец сказал мне, что, несмотря на то что Уимен отравлен змеиным ядом, он все еще не потерял надежду обучить его искусству делать деньги.

Поэтому я перевел все в шутку.

– Нет.

Складка на его переносице стала еще глубже.

– А вы не больно разговорчивы.

– Вот тут вы ошибаетесь. Стоит мне только начать, и я вас заговорю. Ну, поехали. Час назад я зашел в студию послушать сводку новостей, там был какой-то мужчина, который разговаривал о чем-то с вашей женой, и она мне его представила. Оказалось, это Джим Ибер. Меня вот что интересует: уж не хочет ли он получить свое место назад, если да, то удастся ему это или нет? Я ушел с хорошего места, так что мне не хотелось бы ставить под угрозу свое будущее. Я не стал спрашивать об этом у вашей жены, но я был бы вам очень признателен, если бы вы сами у нее об этом спросили и передали ответ мне.

Он поджал губы, но тут же спохватился и принял обычное выражение.

– Когда это было? Час назад?

– Именно. Чуть раньше полудня.

– И они говорили… гм… о работе?

– Не имею представления. Я не знал, что они там, открыл дверь и вошел. И тут мне пришло в голову, что он мог обронить в разговоре с вашей женой, что хочет снова на это место.

– Вполне возможно.

– Так спросите v нее?

– Спрошу. – Он повернулся и зашагал к выходу. – Сейчас подадут ленч. Вы присоединитесь к нам?

Я ответил утвердительно.

Я сидел в библиотеке с Норой, когда в пятом часу приехал Джарелл. Он влетел в комнату как вихрь, швырнул под стол портфель, бросил Норе: «Свяжите меня с Клеем» – и направился к своему столу. Меня здесь будто и не было. Я рассеянно слушал телефонный разговор и навострил оба уха лишь тогда, когда Нора, перечисляя происшедшее в отсутствие Джарелла, упомянула среди всего прочего, что утром объявился Джим Ибер.

Он поднял голову.

– Заходил? Звонил?