Ирина Шевченко - Алмазное сердце

Ситуация вышла из‑под контроля, и всё, что мне оставалось, — ждать.

Поспала я от силы часа два за всю ночь. Мешали голоса в саду, заполнившие дом незнакомые люди и собственные мысли.

С утра дэй Рудольф не стрелял как обычно, дэй Стефан не ходил на конюшню, а дэй Герберт был непривычно трезв и оттого казался больным. Неизменной оставалась только дэйна Агата: с аппетитом позавтракала, а после занялась обычным разбором почты, вскользь предупредив:

— Не расходитесь. Обещался прийти дознаватель, хочет со всеми поговорить.

Со следователем, полным пожилым мужчиной с блестящей от испарины лысиной и сосудистой сеткой на дряблых щеках, я говорила ещё ночью: он спрашивал, не видела ли я чего‑нибудь, а я плакала и мотала головой.

Но ближе к полудню в доме появился совсем другой человек, и начались совсем другие расспросы.

Новый дознаватель расположился в кабинете баронессы и по одному вызывал к себе обитателей дома. Делал он это в только ему понятном порядке: сначала поговорил с хозяйкой, потом взялся за прислугу. Я не знала, когда придёт моя очередь, и ожидание стало настоящей пыткой. Шкатулка Виктории лежала в шкафу, завёрнутая в рубашку, и мне казалось, что вот–вот ко мне вломятся дюжие стражники, перероют тут всё, как накануне в комнате убитой, найдут украденное, скрутят мне руки и на глазах у всех погрузят в чёрную карету с решётками на окнах.

Неудивительно, что при таких мыслях я вздрагивала от каждого шороха, а стук в дверь пугал чуть ли не до потери сознания. Но в первый раз стучала баронесса, велела зайти к ней после разговора со следователем, а во второй — зарёванная Лита, горничная, которая обнаружила труп, спросила каких‑нибудь капель от нервов.

— Мы фейерверк глядели, — рассказывала она, держась за сердце. — Потом все в дом вернулись, а я с Питом в саду задержалась… погулять…

Лита была миловидной молодой девушкой, и «погулять», как я слыхала, любила.

— Вдруг слышим — разговор. Дэйна Виктория с мужчиной каким‑то. Он ей: «Они у вас здесь?», а она: «Да, все у меня в комнате». Непонятно так. И дальше пошли. Потом: бах! бах! Мне бы, дуре, бежать оттуда, а я возьми и вперёд кинься. Не разглядела её сразу, впотьмах‑то… Чуть не перецепилась через горемычную…

Я накапала ей пустырника, и девушка ушла.

А следующий постучавший в мою дверь известил о желании дэя дознавателя побеседовать.

В отличие от того, ночного, новый следователь производил впечатление. Это был высокий, уже не молодой, но ещё довольно привлекательный мужчина, с густыми тёмными волосами, едва тронутыми сединой. Одет он был в гражданское: чёрный, расшитый серебром камзол, шёл к статной фигуре и к пытливым антрацитовым глазам. Изящные пальцы, не обременённые перстнями, отстукивали по столешнице простенький ритм…

Постойте‑ка! Откуда это — «привлекательный», «изящные»? И отчего вдруг захотелось взглянуть в зеркало и убедиться, что причёска и платье в порядке? Так–так…

Поняв, что его раскрыли, маг рассмеялся.

— Просите, дэйни, привычка. Лёгкое воздействие облегчает работу. Симпатия, доверие — вы же понимаете? Не учёл, что имею дело с коллегой.

Волна обаяния схлынула.

— Присаживайтесь, — он указал на стоявшее у стола кресло. — Итак, вы — Милисента Элмони, выпускница заведения дэйны Алаиссы Муэ из Райнэ? Достойная школа. Как давно вы служите у баронессы Солсети?

— Не очень давно. Сегодня… девятнадцатый день как я приехала.

— В чем состоят ваши обязанности?

— Я должна следить за здоровьем дэйны баронессы и её домочадцев. Но пока в моих услугах не нуждались. Пару раз я заваривала дэйне Агате чай и давала готовые настои, несколько раз ко мне обращались слуги.

— А покойная когда‑либо к вам обращалась?

— Нет. Дэйна Виктория говорила, что не пользуется целительскими снадобьями.

— Вам не показалось это странным?

— Честно? Поначалу показалось, а потом…

— Ну–ну, — подбодрил меня мужчина, — договаривайте.

— Женщины не выдают своих секретов. Наверное, Виктории хотелось, чтобы все считали, что красота и молодость кожи у неё от природы, а сама пользовалась услугами какого‑либо аптекаря или мага.

— Вы так считаете? — следователь резко поднялся из‑за стола. — Идёмте со мной.

— К–куда? — перед глазами вновь встала карета с решётками на окнах.

— В подвал. Тело ещё не увезли, хочу, чтобы вы взглянули. Интересно будет услышать ваше мнение, как целительницы.

Он подхватил со стола большую кожаную папку и распахнул передо мной дверь.

— Идёмте.

Дверь в подвал располагалась рядом с кухней. У входа дежурил молодой гвардеец, видимо, уже успевший познакомиться с нашей радушной Грасиньей, так как рот его был чем‑то набит, а одна рука, явно не пустая, пряталась за спиной. Следователь укоризненно покачал головой, но делать юноше замечания не стал. Снял со стены масляный фонарь, зажёг фитиль и первым начал спускаться в прохладный мрак подпола. Я шла следом.

Было жутковато. Не то чтобы я боялась мертвецов — мне достаточно приходилось видеть их за время учёбы — но то всё были чужие, незнакомые люди. Сейчас же мне предстояло увидеть труп женщины, с которой ещё вчера мы пили чай на террасе и говорили о модных новинках.

— Зрелище будет не из приятных, — предупредил, читая мои мысли, дознаватель.

Тело, накрытое простынёю, лежало на длинной лавке у стены. Мужчина поднял над ним горящий фонарь и с помощью магии усилил свет. Потом сдёрнул с трупа ткань.

— Кто это? — вырвалось у меня.

— Смотрите внимательнее.

Чёрные волосы, острые скулы, кожа, похожая на ссохшийся пергамент, заострившийся нос, приоткрытый рот с лиловыми губами. Если это Виктория, то смерть изуродовала её и состарила её лет на двадцать, а то и больше.

— Как это возможно? — поразилась я. — Некоторые яды дают подобный эффект, но её же застрелили. Или нет?

— Застрелили, — маг указал пальцем на тёмное пятно на груди убитой. — Две пули, одна в прямо сердце, другая — рядом. Их ещё не извлекли, но я и так вижу, что они совершенно обычные.

— Тогда как?..

— Думайте, дэйни Милисента, думайте. Вас должны были обучать этому. По документам Виктории Солсети тридцать четыре года. Выглядела она на двадцать с небольшим. А сколько ей было на самом деле, мы установим, лишь проведя ряд трудоёмких исследований. Если бы она пользовалась целительскими снадобьями, результат их воздействия не исчез бы со смертью. И что это значит?

— Есть несколько магических уловок, — начала я неуверенно. — Иллюзия. Она не держится на мёртвой материи, и спала бы после смерти.

— Вы бы почувствовали иллюзию, — покачал головой следователь. — Разве нет?