Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Сейчас юрты будут! — предупредил он. — Чаевать пора.

Обитатели незнакомой Назарке юрты приветливо, с поклонами встретили Павла. Хозяйка быстренько испекла свежую лепешку. На столе появилось окутанное паром вареное мясо, миска густой сметаны. От непроваренной, по обычаю, конины пахло так вкусно, что у Назарки набежал полный рот слюны, а в желудке болезненно заныло.

Павел принимал все знаки внимания как должное. С хозяином разговаривал покровительственно, порой перебивал его на полуслове. Назарка стеснялся и почти ничего не ел.

— Ты как следует брюхо набивай! — заметил ему Павел. — Ночью никуда заезжать не будем.

Долго задерживаться не стали. Как только жеребец немного отдохнул и подкормился, двинулись дальше.

Весь следующий день Назарка восхищенно смотрел на красивую и мощную реку, несущую свои прозрачные воды между заросших дремучей тайгой берегов. Местами, словно гигантские спины допотопных животных, высовывались из воды песчаные отмели. На островах буйно разрослись тальники. Дальше, за тайгой, смутно вырисовывались синие горы, увенчанные кое-где сверкающими под солнцем заснеженными макушками. Приподнятые над землей знойным маревом горы напоминали грозовую тучу.

Ночью Павел оживился, он часто вставал на телеге и пристально смотрел вперед. Потом ухмыльнулся и негромко произнес:

— Кажется, добрались.

Сердце Назарки учащенно забилось: город близко, сейчас он будет там. Действительно, уже через несколько минут по обе стороны дороги поднялись низенькие, покосившиеся заборы. Неприятно пахнуло разлагающимися отбросами. За изгородями смутно угадывались подслеповатые, приземистые домики. Кое-где можно было разглядеть усеченные пирамиды юрт. Копыта лошади зачавкали по грязи. Телега по самые оси вползла в лужу.

— Везде сухо, а здесь грязь! — заругался Павел. — Что они, нарочно сюда воду льют, что ли, эти городские?

Наконец лошадь выбралась из лужи, прибавила шагу.

Ближе к центру стали попадаться большие деревянные дома, длинные, мрачного вида амбары под железными крышами. Кое-где на перекрестках улиц, как случайно рассеянные светлячки, тускло мерцали керосиновые фонари. Расплывчатые круги желтого цвета выхватывали из полусумрака ночи обломки хлипких дощатых тротуаров.

В городе люди уже спали. Окна были наглухо прикрыты ставнями. Но Назарка беспрерывно крутил головой, впивался зорким взглядом в негустую темноту, боясь пропустить что-либо интересное. Его привыкшие к мраку глаза улавливали большие ярко раскрашенные вывески со смутными рисунками и непонятными значками.

— Красиво как!.. Будто тайга весной! — беспрерывно восклицал он. — Байбал, это что?.. Байбал, глянь!

— Не ори! — огрызнулся Павел, когда Назарка начал чересчур громко проявлять свои чувства.

Никогда раньше Назарка не видел города и не мог даже представить себе, какой он может быть. И этот малюсенький якутский городок, похожий больше на деревню, казался ему огромным и величественным. Ведь в наслеге юрты разбросаны по аласам, далеко одна от другой. А тут все дома в куче, как коровы на водопое! Неужели людям не тесно? Павел же сидел совершенно спокойно, равнодушно посматривая по сторонам. Он живал и в столице Якутии — Якутске. Ему все это давно было не в диковинку.

Проехали центр, обогнули массивные мрачные строения пустующего острога, обнесенные высоким палисадом, и свернули в боковую улочку. Только тут Павел распрямил спину и внимательно огляделся.

— Ну вот и доехали! — со вздохом облегчения произнес он немного погодя и натянул вожжи.

Жеребец остановился возле небольшого домика с плотно закрытыми ставнями и сплошным прочным забором. Дом производил впечатление заброшенного, нежилого — ни шороха, ни звука. Однако, когда Павел черенком бича сильно постучал в калитку, вскоре сквозь щели ставней мелькнул свет, заскрипела дверь. Потом послышался длительный, с надрывом, кашель, шаркающие шаги. Дребезжащий мужской голос спросил;

— Кто там?

— Я! — отозвался Павел нетерпеливо.

— Кто это вы, позвольте узнать?

— Цыпунов Байбал!

— Павел Иванович! — обрадовались по ту сторону ворот. — Наконец-то! Сегодня уже и ждать перестал... Сейчас! Сейчас!

Разговор происходил по-русски, и Назарка ничего не понял.

За забором послышались возня и бормотанье. Створки ворот медленно, с визгом разъехались в стороны. Назарка увидел маленького, юркого человека и подумал: «На ласку похож».

— Въезжайте, въезжайте! — кланялся хозяин, освещая дорогу фонарем.

Павел под уздцы ввел жеребца во двор. Юркий человек незамедлительно закрыл на тяжелый засов ворота, мелкой, подпрыгивающей рысцой побежал к двери, рывком распахнул ее и крикнул:

— Марья, ставь самовар, да быстрей шевелись!

Потом засеменил, размахивая непомерно длинными руками, приложил ладонь к сердцу, поздоровался с Павлом и молча повел его в дом. Фонарь мигнул в дверях и исчез.

— Вихря распряги и поставь под навес! — с крыльца приказал Павел Назарке.

У летней печки маленькая девочка уже возилась с огромным пузатым самоваром, старым сапогом раздувала затухающие угли. Из поддувала, точно из трубы камелька, с треском вылетали искры. Иногда они освещали голые тоненькие ноги прислужницы. Назарка искоса наблюдал за ней.

Уставший жеребец нетерпеливо прял ушами, тянулся к сену. Снимая хомут, Назарка шептал:

— Вот и в городе мы. Завтра смотреть пойдем. Хорошо, поди, здесь, не как в нашем наслеге!

Распряженный рысак с хрустом принялся жевать сено. Батрачонок сложил на телегу сбрую, постоял, подумал и нерешительно пошел к крыльцу.

С приездом Павла дом ожил, захлопали двери кладовок. В сенях визгливый женский голос, сиплый со сна, перекликался с мужским. Не решаясь войти, Назарка остановился у порога. Когда голоса стихли, в темноте нащупал холодную металлическую скобу. Яркий свет резанул по глазам. Ослепленный, Назарка затоптался на одном месте, не зная, что предпринять дальше. Постепенно, как из редеющего тумана, перед ним обозначился стол, уставленный бутылками и кушаньями. От них пахло соблазнительно вкусно, и Назарка невольно сделал глотательное движение.

За столом сидели Павел и юркий человек. Назарка сделал несколько неуверенных шагов, надеясь, что, как и на станке, Павел укажет ему место за столом и посоветует наедаться плотнее. За его спиной девочка, согнувшись, пронесла булькающий самовар. Павел, наливая в стакан вино, обратился к ней:

— Накорми его! — и кивнул на работника.

Назарка смущенно топтался посредине комнаты. Его взгляд, точно магнитом, притягивало большое серебристое стекло, в котором отражалась узорная скатерть, тарелки со снедью, сидящие люди и даже лампа, подвешенная к потолку и прикрытая голубым абажуром. Непонятливость батрачонка начала раздражать Павла. Он злобно глянул на него и засопел носом.