Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Нет, красные за бедняков.

— Верно. Сказывали, будто за хамначитов они, — подтвердил старик. — А эти говорят, будто те красные всех якутов перевести хотят — убивают.

— Врут! — убежденно ответил Назарка.

Спохватившись, прикусил язык и мысленно ругнул себя за несдержанность. Фролов же строго наказывал... Мельчес хмыкнул, подстегнул хворостиной равнодушных ко всему быков и внимательно посмотрел на своего случайного знакомого. Уж больно он речист.

— Не скажи этого «гостям»!.. Откуда ты знаешь? — понизив голос, заинтересованно спросил он.

— Купец толковал, — нашелся Назарка. — Красные-де против богатеев. В других местах они уже прогнали экс... экс... — Назарка не смог выговорить мудреное слово и заключил: — В общем, жирных всяких-разных!

— Однако в самом деле: правду в землю не закопаешь! Ревком такое же при всех говорил.

Волы без понукания свернули к юрточке. Мельчес и Назарка спрыгнули на утрамбованный снег. Разминая затекшее от неудобного лежания тело, Назарка вприпрыжку припустил к жилью, открыл скрипучую дверь, обитую невыделанной коровьей шкурой.

В полутемной юрте было полно народу. На наклонных стенах и на подпорках висели ружья, патронташи, одежда. На столе валялись обглоданные кости, рыбьи головы, грязная посуда. На левом ороне несколько повстанцев при мерцающем свете огарка играли в буру. Раздавались возбужденные выкрики и ругань. Вокруг картежников сгрудились любопытные. В тесном низком помещении было душно. Пахло потом, прелью и застоявшейся сыростью. Заплеванный земляной пол был мокрый и скользкий.

Приглядевшись к обстановке, Назарка осмелел, очистил с торбасов снег и прошел к очагу. Запас топлива в загородке иссяк — не осталось ни полена. Назарка щипцами разворошил угли и протянул к ним закоченевшие руки.

Дверь распахнулась. Порог перешагнул какой-то человек в большой, как воронье гнездо, рысьей шапке. В полумраке Назарка не разобрал черты лица, но что-то в движениях вошедшего заставило его насторожиться.

— Сено есть! — громко оповестил тот.

Голос его показался Назарке удивительно знакомым. «Семен!» — кольнула мысль. Но усилием воли он заставил себя по-прежнему стоять у камелька, растопырив над углями пальцы.

— Оглохли, что ли! — крикнул вошедший и язвительно присовокупил: — Или «от коня со ссадиной мошки не отходят» [47] Якутская пословица. ?

— Семен! Семен! — обрадовался Назарка и, позабыв про всякую осторожность, бросился к нему.

Конечно, это был самый настоящий Семен! Они вместе батрачили у Павла, спали в одном углу. Разве такое забудется?

— Тый [48] Возглас удивления. ! — вырвалось у Семена, когда он, вглядевшись, узнал Назарку. — Ты откуда? Как сюда попал? Где отец? Давно из наслега? Моих не встречал?

— Отец с красными ушел, у нас которые ночевали, — шепотом поведал Назарка. — Подожди. Потом все расскажу!

— С красными ушел? — изумленный, Семен присел, разинув рот, и опасливо огляделся.

Мельчес занес беремя дров, накидал полный очаг поленьев. Струйки огня, вытягиваясь, зазмеились кверху.

— Бездельники! — ворчал старик, раздеваясь. — Только карты и знают! Чем они раньше занимались, когда войны не было?

— Пойдем! — потащил Семен за собой Назарку. Вид у него был растерянный. — Как же... Павел говорил, вроде бы вас красные побили. Отец-де против них — вот и отомстили. Они-де всех подряд стреляют, кто им из якутов попадется... Многие после в отряд вступили!

Семен отчаянно затряс головой, словно ему стало невыносимо больно от множества нахлынувших мыслей. Назарка заглянул ему в глаза и зло обронил:

— Врет ваш Байбал! Обманывает вас!

Они прошли к затиши, устроенной из молодых елочек. Длинношерстные заиндевелые лошади с хрустом жевали сено. Семен повалился на растрепанную копешку, поймал Назарку за полу шубейки и усадил рядом с собой. Убедившись, что поблизости никого нет и их никто не услышит, Назарка торопливо поведал Семену, как отец повстречался с красными, как Павел выгнал семью из юрты, плевал в огонь и что произошло перед спуском к большой реке. Семен слушал не прерывая и лишь ошарашенно восклицал:

— Оксе!.. Тый!.. О!

Кончив свое невеселое повествование, Назарка, понурившись, умолк. Подавленный услышанным, Семен покусывал сухую травинку. К подбородку приклеились растертые зубами волоконца. Одно лишь скрыл Назарка — что он тоже стал красноармейцем.

— А может, твоих в самом деле побили красные? Мало ли что? В других местах они якутов тоже стреляли, — нарушил продолжительное молчание Семен и всем телом повернулся к Назарке. Ему, видимо, хотелось, чтобы услышанное от Назарки оказалось неправдой.

— Нет! — убежденно ответил Назарка. — Я смотрел, отец и другие люди смотрели на том месте. Круглыми пулями стреляли, из свинца сделанными. У красноармейцев винтовки!

— Оннук, — подтвердил Семен.

— У вас большой отряд? — коснувшись локтя глубоко задумавшегося однонаслежника, поинтересовался Назарка.

— Большой, — рассеянно ответил тот, рассматривая дырку на рукавице.

— Сколько человек?

— Поди, двести будет.

— И пулеметы есть?

— Пять. Только два не стреляют: поломались. И патронов для них мало. В городе раздобыть хотят.

— А еще какие отряды есть? — допытывался Назарка.

— Эверовские да Таныгинские.

— Много их?

— Чего ты пристал ко мне?! — рассердился Семен. — Пойди и считай, если пальцев хватит. Не лень, в Чочуй заверни. Там Артомонов со своими удальцами. Их-то побольше... Пойдем к нам. Чаевать будем.

— Павел где? — поднимаясь, мимоходом спросил Назарка.

— В Чочуй, кажись, уехал. Приказал быть готовыми, а куда — не знаем!

Они пересекли широкую улицу, направляясь на другой конец селения.

— Куда теперь? — расспрашивал Назарку Семен. — В свой наслег? Хамначитом к старой лисе Уйбаану?

— Не знаю еще куда, — ответил Назарка, зорко посматривая по сторонам. — Не придумал еще.

В Бордоне было оживленно. Навстречу группами и в одиночку шли вооруженные люди. У юрт, обнесенных развороченными изгородями, виднелись груженые сани, беспорядочными кучами сложенные переметные сумы, дуги, хомуты. На колокольне расхаживал часовой. Семен прибавил шагу и повернул к бревенчатому, без крыши, домику. Назарка не отставал.

«Все узнаю и запомню! — думал он, потирая рукавичкой озябший нос. — Семена с собой звать буду. Ему, однако, шибко не нравится у Павла. Бандит! Контра! Кому у него понравится!»

У церкви Назарка вскинул голову и вдруг вздрогнул. Зубы непроизвольно застучали, а под шапкой на затылке что-то колюче зашевелилось. К коновязи, увенчанной резной лошадиной мордой с развевающейся гривой, был привязан совершенно голый человек. Лицо у него было синюшно-белое. Короткие черные волосы прядями пристыли к вискам. Левое ухо с серьгой из крови было прибито к столбу и голова держалась неправдоподобно прямо. Сосульки, бахромой обрамлявшие ее, в лучах солнца отсвечивали холодным рубиновым пламенем. Один глаз был полускрыт синяком, другой незряче продолжал смотреть на мир. Переливаясь, в нем отражались бесцветные блики. Рот изломало в невыразимом страдании.