Даниэль Дефо - Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.]

Робинзону немножко прискучило однообразие его жизни, да и дальний берег не давал покоя. Он решил попробовать сделать хорошую прогулку — объехать остров, но в глубине души, даже не признаваясь самому себе, может быть и лежало искушение — в случае удачи пуститься и в более опасное плавание.

И вот Робинзон приготовил все для пути: положил в лодку провизию: десятка два ячменных хлебцев, хороший кусок козлятины, сыру, масла, изюма, а также пороху и дроби. Взял также одеяло, зонтик и подстилку из козьих шкур, на случай, если б ему захотелось полежать на дне лодки. Погода благоприятствовала, он поднял парус, и лодочка весело заскользила вдоль берега. Робинзон любовался уж знакомыми видами, тут был ему знаком каждый поворот, чуждой оставалась скалистая часть острова на противоположной части его. Он обогнул выдающийся мыс, и снова стала видна дальняя земля, потому что был ясный день. Вон она, вон, эта загадочная полоска! Сильно потянуло Робинзона попытать счастья и повернуть свой путь туда. Сегодня так близка она казалась, так манила его к себе.

Но он знал, что это было бы безумным поступком, и перевел свой взор на родной берег острова. Вон и столб, который он поставил как-то, осматривая свои владения, отсюда недалеко до его «дачи».

Дальше высились скалистые обрывы и шли уж менее знакомые места. И вдруг он увидел перед собой неожиданную преграду: от берега отделялась узкая гряда скал, частью подводных, частью выставлявших свои вершины над водой. Они тянулись очень далеко, едва глаз видел — куда уходила эта каменная стена, и только пена волн, разбивавшихся о них, указывала их присутствие. А еще дальше, по цвету воды, Робинзон догадывался, что тянулась отмель.

Как быть? Отказаться от своего намерения или продолжать его во что бы то ни стало? Чтоб лучше понять свое положение, Робинзон пристал к берегу, спустил якорь, а сам взял ружье и поднялся на крутой уступ. Тут он увидел все, как на ладони: гряда тянулась, пожалуй, миль на шесть непрерывным рядом скал, и приходилось либо поворачивать назад, либо объехать ее и отмель, не смущаясь расстоянием.

Но со своей горки Робинзон рассмотрел еще одно обстоятельство, имевшее не меньшее значение: вдоль утесов, от берега в открытое море, шла очень сильная струя морского течения.

Видно было, как она огибает остров и уходит вдоль гряды в открытое море. И по ту сторону ее шла такая же струя, но несколько дальше.

В конце концов, вероятно, они обе соединялись в одну. Теперь Робинзон видел ясно свое положение. Поднялся довольно сильный ветер, тоже мешавший плаванью, Робинзон предпочел заночевать здесь. Но на утро, несмотря на то, что он был достаточно предупрежден об опасности, все же он решил продолжать путешествие: очень уж не любил он отказываться от раз начатого и не доделывать его до конца.

Итак, он поднял якорь и взялся за весла.

Но не успела его лодка пройти и нескольких сажен, как вдруг была подхвачена течением; сперва ее закружило, как в омуте, а потом стремительно понесло вдоль гряды. Веслами помочь было невозможно, лодку несло, как соломинку в бурном ручье. Будь хоть небольшой ветер, можно бы попробовать поставить парус и выбиться из течения, но на море был полный штиль.

Тут только понял Робинзон, какую неосторожность сделал и в какую беду попал, но было уж поздно. О том, чтобы поворотить обратно к берегу или свернуть в сторону, нечего было и думать, все, что он мог, это стараться не попасть в самую толщу струи, а держаться края.

Опасность была смертельная, и Робинзон это отлично сознавал: он понимал, что если ему не удастся выбиться из струи до тех пор, пока она, обогнув подводные камни, не сольется с другой, то его унесет в открытое море, а там найдет он голодную смерть. Правда, был у него с собой порядочный запас провизии и большой кувшин пресной воды, но что это значило для путника, затерявшегося в безбрежной морской пустыне?

Он греб, не переставая, вот скоро и конец, уж остров далеко позади, полоской лежит он вдали. Еще немного, и неудержимо понесется его лодка, увлекаемая двойной струей. Как привлекательна казалась теперь Робинзону та жизнь, от которой он ушел так легкомысленно! Как мил его прекрасный остров! Как горько упрекал он себя за то, что недостаточно ценил то счастье, которое у него было! С какой грустью вспоминал своих животных, свою уютную пещеру, поле, только что начавшее колоситься… С ужасом он глядел на бесконечную гладь океана.

На счастье, еще было ясно, будь туман, который скрыл бы уже смутные очертания острова, все было бы кончено. Но тут, прямо навстречу, стал подниматься легкий ветерок. С надеждой встретил его Робинзон, ветер начал крепчать, тогда можно было попробовать поставить парус. По цвету воды, которая все время была мутная, а теперь значительно посветлела, Робинзон понял, что течение по какой-то причине начинает терять силу; вскоре он разглядел группу утесов, далеко выставлявшихся из воды: это они-то и разбивали несколько главную струю. С восторгом увидел Робинзон, что парус действует, вот уж удалось повернуть лодку носом к исчезающему берегу, вот забурлила вода под килем, глубина снова прозрачна и чиста, он выбился из мутного течения и плывет к берегу. Сердце его колотилось, он чувствовал себя, как человек, приговоренный к смертной казни и внезапно получивший прощение в последнюю минуту. С содроганием оглядывался он назад и протягивал руки к все яснее выступавшим очертаниям гор и лесов. Там его дом, его душевный мир и покой!

Но он оказался уж по ту сторону каменной гряды и теперь подходил к совершенно незнакомым местам.

Но он был так потрясен всем случившимся, что только о том и думал, как бы скорее пристать к берегу, и напряженно вглядывался вперед, выбирая безопасное место. Кругом — подводные камни, так легко было засесть на один из них, так возможно было снова угодить в какую-нибудь встречную струю. Попутный ветер продолжал помогать ему, и не прошло и получаса, как разбежавшаяся лодка коснулась дна у пологого, ровного берега, и Робинзон мог выйти. Едва нога его коснулась земли, как он торжественно дал себе обещание раз навсегда отказаться от намерения покинуть остров при помощи лодки. Каким безумцем казался он себе теперь!

Успокоившись, он почувствовал сильный голод и усталость. Плотно закусив, он вытянул лодку подальше на берег, улегся на дно и крепко заснул. Утром первой мыслью его было — как быть дальше?

Вернуться домой тем же путем было невозможно: ни за какие блага не согласился бы он снова испытать вчерашние страхи. Возвращаться же вдоль другой стороны острова, где он еще никогда не бывал, тоже совершенно не привлекало его теперь. Оставалось одно — вернуться пешком, а лодку пока оставить тут. Но вставал вопрос — где именно? Бросить просто на открытом берегу, значило бы потерять ее совсем, потому что первая же буря сорвала бы ее с якоря и унесла. А лишаться после такого долгого и упорного труда так хорошо удавшегося суденышка было очень тяжело. Необходимо было найти надежное пристанище.