Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 10

Лоуренс замолчал на полуфразе, почувствовав, что атмосфера в комнате требует тишины. Хоро, сидя на своей кровати, молча смотрела в окно. Просто сидела и смотрела; если бы не белые облачка, срывающиеся с ее губ, можно было бы без особого преувеличения сказать, что она походит на глиняную статую.

Даже когда Лоуренс закрыл за собой дверь, Хоро продолжала молча смотреть. Дрова в очаге еще не выгорели, но Лоуренс подбавил еще, а потом, поставив кувшин на стол, подошел к кровати Хоро.

– Снегопад, – промолвила волчица, не повернув головы. Лоуренс посмотрел туда же, куда она, и, ответив «да», сел рядом. Хоро по-прежнему смотрела наружу. Она сидела как-то необычно – не скрестив ноги, не обняв колени… а просто как будто время вокруг нее внезапно застыло. Так они с Лоуренсом вдвоем молчали и смотрели в окно.

Окно было открыто, и в комнату вливался морозный воздух. Тихонько вздохнув, Лоуренс положил руку на голову Хоро. Пряди ее прекрасных волос замерзли. Было совершенно очевидно, о чем именно ей напоминал снег, так что Лоуренс не стал ее обнимать, а просто сидел рядом.

– …

– Что еще ты видишь?

Услышав слова Лоуренса, Хоро лишь молча повернулась к нему. Ее лицо оставалось бесстрастным, но оно уже не казалось замерзшим – чувства, прячущиеся там, в глубине, как будто начали оттаивать. К бледным губам тоже постепенно возвращался цвет.

– Значит, все-таки ты немножко умеешь быть деликатным.

– Смотри не заболей.

Лоуренс предпочел ответить так, нежели пытаться парировать ее иронию. Кивнув, Хоро тут же чихнула – и в следующее мгновение была уже под одеялом. Лоуренс встал и захлопнул окно.

– Когда я в своем истинном обличье, я могу смотреть сколько хочу.

– Ты имеешь в виду, пока тебя не занесет снегом.

Хоро лишь улыбнулась и показала на кувшин с водой. Но когда Лоуренс передал ей требуемое, она обхватила его руку своими.

– Я ведь говорила, что ничего не случится, даже если пойдет снег? – со слабой улыбкой сказала она. Она имела в виду, что снежная погода для нее – не повод прыгать и резвиться. Она столетия жила в деревне Пасро, где, в отличие от ее родного Йойтсу, вообще не знали снега.

Лоуренс, в свою очередь, обхватил ее заледеневшие руки и ответил:

– Как я могу быть уверен – ты же не хрупкая дева из тех, что вечно в слезах? Я совершенно не удивлюсь, если увижу, как ты, полная сил, носишься по снежным полям.

– …

Молча улыбнувшись, Хоро выпрямилась и глотнула из кувшина. Но тут же улыбка сменилась хмурой гримасой, и волчица укоризненно посмотрела на Лоуренса.

– Почему здесь не вино?

– Дуреха, – ответил Лоуренс, воспроизведя ее манеру обзываться. Хоро пихнула кувшин ему в руки и кинулась на кровать, словно ребенок, собирающийся закатить истерику.

– Что? Собираешься дальше спать? Имей в виду, сегодняшний завтрак обещает быть вкусным.

Да, где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Но, бесспорно, точно так же вкусная еда несет с собой радость.

***

Как и следовало ожидать от страны, где преуспевали пастухи, среди принесенной накануне еды нашелся кожаный мешочек, доверху наполненный маслом. Хоро с восторгом намазывала это масло на ломти овсяного хлеба и отправляла их в рот. У Коула, напротив, даже его обычного неважного аппетита не было; он встал слишком рано, ну и манеры Хоро, конечно, тоже не порождали желания есть.

– И что – чавк – мы будем – чавк – делать теперь?

– Не разговаривай с набитым ртом. Дойчман сказал, что познакомит нас кое с кем из Альянса Рувика, так что сейчас нам остается только ждать, когда они с нами свяжутся.

– Ладно – чавк.

Проглотив наконец овсяный хлеб, Хоро сделала паузу, чтобы отдышаться. Потом раскрыла рот, и Лоуренс решил было, что она хочет еще что-то сказать – но она откусила еще один громадный кусок хлеба.

– Ты что, готовишься в спячку залечь или что?

– Это – чавк – тоже неплохая идея.

Когда перед глазами Хоро появлялась вкусная еда, ничьи слова не задерживались у нее в голове надолго. Лоуренс положил ломтик баранины на кусок хлеба, разогретый на очаге, и откусил.

– Но в такую холодину, да еще по снегу, передвигаться будет тяжело, да? – вступил наконец в разговор Коул, до того с удовольствием наблюдавший за Хоро и Лоуренсом и потягивавший теплое овечье молоко.

– Конечно. Кстати говоря, как тебе раньше удавалось путешествовать одному?

– Когда я ушел из дома, погода была не такая уж плохая, так что все было нормально, но когда я пересек Ром, вдруг стало очень холодно. Но я постепенно научился избегать тех мест, где много снега.

– Я так и думал. С твоей-то одеждой – стоит тебе попасть под снегопад, и одним небесам известно, проснешься ты или нет, если уснешь.

Лоуренс снял кусочек жира, прилипший к щеке мальчика. Коул смущенно улыбнулся, но Лоуренс не понял, что смутило его сильнее – этот жест Лоуренса или потрепанная одежда.

– Ну, там, где часто идет снег, люди принимают меры. Они ставят на одинаковом расстоянии друг от друга столбы с указателями. А рядом с ними маленькие хижины – убежища на случай метели. Я как-то был в месте под названием Архтшток – там метели очень злые; зато по крайней мере там на разбойников не нарвешься. В такой страшный мороз даже медведи и волки ищут убежища в пещерах, так что путешествовать на удивление легко.

– Вы были в Архтштоке? Это ведь один из самых северных городов, да?

– Меня как-то попросили отвезти туда вещи одного умершего путешественника. Только тогда, один раз. Он на северо-западе, дальше даже, чем равнина Доран. Я своими глазами видел эту легендарную землю – она как поверхность моря в полный штиль. Зрелище такое, что просто дух захватывает.

Говаривали, что давным-давно громадный дракон, взлетев в небо, поднял страшный ураган, который вырвал с корнем всю траву и деревья и оставил лишь голую землю. Поскольку из осадков там выпадал только снег, близ Архтштока было не только холодно, но и очень сухо. Голая снежная пустыня, в которой любой сознавал, какой же он на самом деле маленький.

– Если верить легенде, Святой Арагая провел там тридцать лет в медитации. Когда я там побывал, я понял, почему после этого его стали называть святым.

– Ух ты… – и Коул, вслушивавшийся в историю Лоуренса, втянул воздух. Количество еды перед Хоро тем временем уменьшалось, и ее настроение стало портиться, но с этим поделать ничего было нельзя. В отличие от Коула, она никогда не выражала желания терпеливо слушать рассказы Лоуренса, так что вполне естественно, что и он к ней относился несколько иначе, чем к Коулу. В душе он надеялся, что небеса простят его за это.