Валентина Ососкова - Самый маленький офицер

Заболотин не выдержал и отвернулся. Уж больно симпатичная…

По счастью, ему на глаза попался Бах, и капитан поспешно окликнул:

– Себастьянов!

– Я, вашбродь! – Бах шагнул к ним и, стрельнув глазами в сторону девушки, расплылся в обольстительно улыбке. Горечана строго и одновременно с этим жалобно подняла брови, вперив неподвижный взгляд куда-то на плечом Заболотина.

Капитан обречённо вздохнул:

– Бах, введи госпо… тьфу. Младшего лейтенанта Горечану в курс дела и… помоги там. Только, кхм, унтер-офицер Себастьянов, – наблюдая, как лисья улыбка Баха становится всё шире, строго одёрнул санинструктора Заболотин, – не увлекайтесь. Отправляемся через десять минут. Свободны.

– Есть, – бодро отозвался Бах.

Когда все заняли свои места, Заболотин подал сигнал к отправлению. Снова марш, почти как в школьном учебнике по математике.

«Из пункта А в пункт Б, расстояние между которыми на карте одно, а на местности совершенно иное, ведомое только Господу Богу, выдвинулся батальон со скоростью дай Бог десяток километров в час…»

– Зачем нам баба в батальоне? – отвлёк от размышлений Сивка.

Стеснительный штабной адъютант Казанцев зарумянился и, «з-заикаясь», выдвинул совершенно непристойное предположение, за что получил зверский взгляд Заболотина.

– Не баба, а девушка, – капитан задумался и уточнил: – И не просто девушка, а младший лейтенант и наш новый начальник медпункта.

– А чего наша, заболька?

Заболотин пожал плечами. Мало ли, какими неизведанными путями прикомандировали «союзницу». На марше не до неё.

… История с «младшим лейтенантом Горечаной» получила своё продолжение уже после марша. Обходя лагерь, Заболотин после некоторых раздумий завернул «на огонёк» в медпункт и застал там, помимо самих медиков, обоих Краюх, Кротова из разведроты, радиста Севу, а кто-то, оказавшийся самым удачливым, успел выскользнуть из палатки и оперативно скрыться за санитарной «таблеткой» до того, как был идентифицирован.

– Так, – коротко и мрачно произнёс Заболотин.

Настроения устраивать разнос не было, поэтому «разборки» были отложены на потом, а в заявление Фильки Краюхина, что ему-де обрабатывали рубец, Заболотин даже сделал вид, что поверил.

В рекордно короткие сроки палатка опустела. Даже Бах, покрутившись вокруг девушки, счёл за лучшее временно исчезнуть из поля зрения командира батальона. Осталась одна Горечана, смущённая, вытянувшаяся при появлении Заболотина по струнке.

– Вольно, госпо… тьфу, младший лейтенант.

– В-виновата, сдарий командир, я…

– Георгий Никитович, – Заболотин снова задумался, на сколько лет девушка его младше – и младше ли вовсе? Взгляд у неё иногда становился слишком… взрослый. Так седые матери глядят, а не русокосые девчонки. И невольно внутри шевелится уважение.

– Хорошо, Георгий Никитович, – послушно повторила Горечана.

– Младший лейтенант, – задумчиво протянул капитан. – По-нашему что-то вроде прапорщика, верно?.. М-да. Срочно произвели? Давно служите?

Он ожидал неуверенного ответа, что, мол, полгода как закончила какие-нибудь курсы, но Горечана пожала плечами:

– Больше года.

– И что с предыдущим местом службы?

Конечно, всю эту информацию можно было прочитать самому, но Заболотину хотелось услышать ответы от девушки.

– Нет его больше. Всего нашего полка, – Горечана погрустнела, и даже это ей шло.

Дурдом.

В палатку заглянул Сивка, потоптался у входа, неприязненно покосился на девушку и подобрался поближе к Заболотину.

Горечана с любопытством посмотрела на мальчика, замялась на мгновенье и продолжила:

– Потом… переаттестация, дали звание и прикомандировали к вам. А что ещё делать?

– Ясно, – кивнул Заболотин и решил, что дальше, пожалуй, расспрашивать не будет. Она не «с улицы» – уже не так плохо, а остальное станет ясно исключительно после первого боя.

Сивка с независимым видом разглядывал обстановку палатки и столь же старательно не смотрел на Горечану, как она следила взглядом за ним.

Словно очнувшись от своих мыслей, девушка вздохнула и добавила в пространство:

– Всё равно, о поддержке вашей армии со стороны забольской можно не говорить. Какая поддержка, нас просто больше нет. Так, горстка… баловней жизни.

Заболотин хотел промолчать, но зачем-то ответил:

– Выринейцам не слаще.

Повисло вязкое, горьковатое молчание. А что тут можно было сказать? Заболотин ей не ухажёр и не брат, чтобы пространно утешать и обещать мир и процветание раскатанному двухлетней войной тонким слоем по осенней грязи Заболу. А что всякая сопливая дурь в голову лезет – так это просто потому, что все тут соскучились по женскому обществу. Физически, так сказать.

Заболотин повертел в руках кепку – уходить прямо сейчас было как-то неловко, а никому, как назло, в кои-то веки не требовался командир батальона «вот прям ща». Вот и оставалось только с преувеличенным вниманием рассматривать собственный головной убор. Аккуратно заштопанная во всех возможных местах, выцветшая солдатская кепка, с которой Заболотин прошёл сколько уж грязных военных дорог…

Раньше, будучи ещё совсем мальчиком, Заболотин мечтал не о такой кепке, он грезил, как и многие в его возрасте, голубым беретом ВДВ. Любил вечером, забравшись с головой под одеяло, крепко зажмуриться и воображать себя взрослым, сильным и очень-очень серьёзным, в тельняшке, камуфляже и с голубым беретом. Потрясающие картины рисовал в своём воображении будущий командир УБОНа: вот он возвращается домой ненадолго, усталый, только-только из госпиталя, на груди – орден, глядит строго на детей, а те с восторгом провожают взглядами его рослую фигуру, голубой берет и какой-нибудь именной кортик за поясом. Ранен, в своём представлении, Заболотин должен был быть исключительно в ногу, чтобы легонько прихрамывать при ходьбе, почти незаметно, а орден в фантазиях рисовался ну никак не меньше белого – офицерского – «георгия».

Эх, где теперь те воображаемые, дух захватывающие картины? Где доблестный десантник с лёгким ранением и орденом? Нога, конечно, болит, но это только раздражает, а до орденов уже дела нет – выжить бы.

В далёких детских фантазия война была тихой и вполне безобидной. Маленький наследник рода Заболотиных не знал тогда взрывов и метких снайперских выстрелов… Реальность оказалась злее, и потрёпанную кепку не сменить на новенький берет, а десять лет учёбы, службы и войны – на иную жизнь, да и не хочется совершенно.

– А тебя как зовут? – вдруг обратилась к Сивке Горечана по-забольски. Что-то странное промелькнуло в её взгляде.

Мальчишка сделал вид, что не расслышал и вообще увлечён разглядыванием «комплекта Б-2», и только на второй оклик нехотя обернулся.