Любовь Лукина - Искатель. 1993. Выпуск №1

И тут граф Аквильский пересказал герцогу Баббьяно все то, что говорил ему в пастушьей хижине Фабрицио да Лоди. Об угрозе, исходящей от Борджа, о полной неготовности к сопротивлению, о пренебрежительном отношении Джана Марии к дельным советам. Отсюда, подвел он итог, и брожение в умах его подданных, и жгучее желание исправить положение. Когда он закончил, герцог, забыв о еде, долго смотрел в тарелку.

— Не правда ли, Франческо, это так просто, заявить человеку: «Это не так. И это не так». Но кто, скажи на милость, поможет мне все наладить?

— Если ты согласен, то это мог бы сделать я.

— Ты? — воскликнул Джан Мария. На его обрюзгшем лице отразилось негодование. — И как же, дорогой кузен, ты намерен все наладить?

В тоне герцога слышалась насмешка.

— Я бы поручил сбор налогов мессеру Деспальо, ограничил бы расходы на содержание дворца, а вырученные деньги направил на создание собственной армии. Я обладаю некоторым опытом военачальника, это могут подтвердить многие из правителей. Я возглавлю твою армию, заключу договоры с сопредельными государствами, и они, поняв, что мы вооружаемся, увидят в пас силу, с которой надобно считаться. Человек строит дамбу, пытаясь остановить ревущий поток, а я попытаюсь организовать оборону, способную противостоять армии Борджа. Назначь меня своим гонфалоньером [3] Высший чиновник управления или главнокомандующий в средневековых итальянских городах-республиках. , и через месяц я скажу тебе, смогу я спасти твое герцогство или нет.

С каждым словом Франческо подозрительность герцога возрастала, а когда он закончил, лицо Джана Марии перекосила злобная гримаса.

— Назначить тебя моим гонфалоньером? — пробормотал он. — С каких это пор Баббьяно стал республикой? Или твоя цель — сделать нас республиканцами с тем, чтобы самому утвердиться на самом верху?

— Ты меня превратно истолковал… — начал было Франческо, но кузен не дал ему договорить.

— Превратно? Нет, нет, мессер Франческино. Я все понял. — Неожиданно он поднялся. — До меня доходили слухи о растущей симпатии моих подданных к графу Аквильскому, но я позволил себе не придавать им особого значения. Этот негодяй Мазаччо перед самой смертью талдычил мне о том же, но в ответ я огрел его хлыстом по физиономии. Тогда я полагал, что поступаю правильно. Но позапрошлой ночью мне приснился сон… Ну да Бог с ним. Такое может случиться в любом государстве. Если появляется человек, которого подданные предпочитает тому, кто занимает трон, к тому же еще благородных кровей и знатного происхождения, как ты, он становится реальной угрозой правителю. — Герцог злобно ухмыльнулся. — Мне нет нужды напоминать тебе, как поступают Борджа с подобными личностями. Да и Сфорца в таких случаях принимают необходимые меры предосторожности. Дураков в нашем роду пока не было, и я не желаю быть первым из них, а поэтому не собираюсь вручать всю принадлежащую мне власть в другие руки. Как видишь, дорогой кузен, цель твоя мне предельно ясна. У меня острое зрение, Франческино, очень острое!

Джан Мария засмеялся, довольный собой.

Франческо сидел с непроницаемым лицом. Да, он мог бы сказать герцогу, что будь на то его желание, и он немедленно получит трон Баббьяно. Но предпочел избрать другой путь, все-таки надеясь уговорить представителя рода, в котором еще не было дураков.

— Как же плохо ты знаешь меня, Джан Мария, если думаешь, будто я охочусь за твоим троном. — В голосе графа слышалась горечь. — Уверяю тебя, собственную свободу я ценю куда выше герцогских привилегий. И советую прислушаться к моим аргументам. В противном случае наступит день, когда ты останешься и без тропа, и без герцогства, его заграбастает Борджа. Тогда будет поздно вспоминать о моем предложении спасти тебя, которое ты сейчас готов отвергнуть, как привык отвергать другие предложения своих умудренных жизнью советников.

Джан Мария пожал пухлыми плечами.

— Если под другими предложениями ты подразумеваешь совет жениться на племяннице Гвидобальдо, то могу обрадовать твою душу истинного патриота. Я согласился на этот союз. — Герцог снова рассмеялся. — Теперь, как видишь, мне не страшен сын Александра IV. Объединившись с Урбино и его союзниками, я смогу противостоять Чезаре Борджа. А сам буду мирно спать под боком у моей очаровательной женушки, надежно защищенной армией ее дядюшки. И мне не понадобится назначать моего кузена гонфалоньером Баббьяно.

Граф Аквильский изменился в лице. Джан Мария это заметил, но истолковал по-своему. И дал себе зарок повнимательнее приглядывать за шустрым кузеном, набивающимся ему в гонфалоньеры.

— Я поздравляю тебя с этим мудрым решением, — ответствовал Франческо без малейшей тени улыбки на лице. — Узнай я об этом раньше, я бы не стал докучать тебе своими предложениями о защите государства. Но позволь спросить, Джан Мария, что заставило тебя согласиться на брак, которому ты так упорно противился?

Герцог пожал плечами.

— Они буквально обложили меня, так что в конце концов я сдался. Я еще мог противостоять да Лоди и его соратникам, но когда к ним присоединилась моя мать с ее молитвами, а вернее, проповедями, пришлось признать свое поражение. Что ж, мужчина должен жениться. Тем более что в данном случае мое бракосочетание гарантирует безопасность государства.

Вроде бы графу Аквильскому следовало одобрить решение кузена и порадоваться за герцогство Баббьяно, приобретавшее столь могучих союзников. Но, покинув дворец, Франческо испытывал лишь горькую обиду за судьбу, которая любит преподносить подобные сюрпризы, жалость к девушке, суженой Джана Марии, да все усиливающуюся неприязнь к кузену.

Из окна дворца Баббьяно граф Аквильский наблюдал за суетой во дворе. Рядом с ним стоял Фанфулла дельи Арчипретти, вызванный графом из Перуджи. Со смертью Мазаччо Фанфулле больше ничего не угрожало.

Прошла неделя после памятного разговора с герцогом, во время которого Джан Мария известил кузена о своих намерениях, и нынче его высочество собирался в Урбино, дабы посвататься к монне Валентине. Вот почему по двору носились пажи и слуги, вышагивали солдаты, ржали лошади. На губах Франческо то появлялась, то исчезала горькая усмешка, его спутник, напротив, не скрывал радости.

— Слава Богу, его светлость наконец-то вспомнил о своем долге, — прокомментировал Фанфулла происходящее внизу.

— Мне часто приходилось сетовать на судьбу, — сказал Франческо, думая о своем, — за то, что ей угодно было, чтоб я родился графом. Но отныне я буду лишь благодарить его, ибо вижу, как худо было бы мне, родись я принцем, призванным править герцогством. Мне бы пришлось жить, как моему бедняге кузену, в пыпной праздности и притворном веселье.