Коллектив авторов - Тайны тысячелетий

Встреча во дворце правителя Харэра и сцена фотографирования его с женой ярко запечатлены в дневнике Гумилева. Он достаточно ироничен в описании дома губернатора и самого Тэфэри Мэконнына, который «мягок, нерешителен и непредприимчив». Можно бы на этом и не останавливаться, если бы не одно обстоятельство, до сих пор никем не отмеченное. Гумилев встретился в Харэре не просто с сыном Мэконнына, а с будущим регентом Заудиты, дочери Менелика II, не без помощи Тэфэри Мэконнына посаженной на трон. Может быть, осторожность правителя Харэра, остерегшегося выдать разрешение на проезд русскому путешественнику, позволила ему дождаться своего часа и стать императором Хайле Силассие I.

Вряд ли мог предвидеть такой поворот в судьбе правителя Харэра Гумилев, преподнося ему в дар — по совету знающих людей — ящик вермута.

Много неожиданных встреч, полезных и приятных, подчас забавных или огорчительных, было у Гумилева во дворцах и на улицах старого Харэра. Внимательный и доброжелательный к незнакомым нравам и обычаям, он всегда возмущался, видя несправедливый суд и узаконенное рабство.

Хотя, как отмечал А. К. Булатович, абиссинцы легко могли бы обойтись без рабов, но «на галласских окраинах рабами пользуются как земледельческой рабочей силой. Рабство очень распространено. Работорговля не прекратилась ее до сих пор, несмотря на грозный указ императора Менелика…»

К унижению человеческого достоинства Гумилев не мог оставаться равнодушным. Об этом есть пометки в его дневнике, но самое удивительное, что до сих пор жива в Эфиопии память о «гуманисте Гумилеве». В ответ на публикации об этом путешествии Гумилева в периодической печати, из далекой Африки пришло и было напечатано письмо О. Ф. Е. Абди. Вот что он пишет: «В день отъезда поэта из нашего дома (Гумилев останавливался на ночлег в доме своего проводника — В.Л. Л.) в Харэр местный землевладелец привязал своего работника за ногу к дереву. Гумилев отвязал его и привел в Дыре-Дауа…»

Старый Харэр невелик: поплутав в переплетении его улочек, я выхожу на окраину города. Слепящая глаза белая площадь с амфитеатром каменных скамей по склону холма, увенчанного мечетью. Снизу тянутся сиреневые ветви джакаранды, прикрывающие деревенскую улочку: крошечные тукули под желтыми шапками соломенных крыш. Остатки древних окраин Харэра, по которым бродил Гумилев…

Кончается тетрадка обнаруженного «Харэрского дневника» Николая Степановича Гумилева [27] 1 Гумилев Н. Африканский дневник. — «Огонек», 1987, №№ 14, 15. 262 но мы знаем, что его путешествие не окончилось:

О продолжении путешествия по Эфиопии могли бы рассказать другие, не найденные пока тетради с записями поэта, ученого-исследователя Н. С. Гумилева. Кто знает, возможно, они лежат в чьих-либо архивах?

Африка — мало изученная земля, где в глубине джунглей обитают таинственные племена, — издавна притягивала к себе взоры и помыслы путешественников и поэтов. Но почему целью всех поездок Н. С. Гумилева была именно Абиссиния? Вряд ли это случайный выбор. После прочтения сборников стихов, отражающих африканские впечатления, можно сказать, что круг интересов Гумилева выходил далеко за сферу быта местных племен, за сферу интересов этнографа.

Еще в XII веке интересовались в России далекой африканской страной, а с середины XVIII века ее древний язык геэз стали изучать. В XIX веке эфиопский язык изучают в Петербургском университете, начинаются поездки в Эфиопию многих русских ученых и путешественников, отчеты об экспедициях которых о жизни и культуре народов Эфиопии широко публиковались. Россия была заинтересована в существовании независимой Эфиопии, и в разгар итало-эфиопской войны Менелик II направляет в Петербург чрезвычайное посольство.

Естественно, что передовая общественность целиком поддерживала борьбу эфиопского народа с захватчиками, и поэтому широкий отклик вызвала статья Льва Толстого «К итальянцам» — обличение преступлений итальянского правительства, пытающегося поработить Эфиопию. По всей России собирали средства, и на них был отправлен в Африку медицинский отряд.

О сражающейся Эфиопии знали, говорили все мыслящие люди, и она не могла не попасть в поле внимания Гумилева.

И еще: не связана ли тяга поэта-Гумилева к Эфиопии с именем Пушкина? Как известно, прадед великого поэта, сын одного из правителей северных районов Эфиопии, был пленен турками, попал в Стамбул, а оттуда русским посланником был вывезен в Россию, где Петр I нарек его Абрамом Петровичем Ганнибалом.

Разве не тяготеет гумилевский стих к пушкинскому? Возможно, ему хотелось ступить на землю предков Александра Сергеевича?

Но, пожалуй, и сам «Африканский дневник» Гумилева открывает побудительную причину предпринятого путешествия. В начале тетради он пишет о «мечте, живучей при всей трудности ее выполнения». Гумилев намеревался отыскать в Данакильской пустыне «неизвестные загадочные племена». Он был уверен, что они свободны, и жаждал «их объединить и, найдя выход к морю, цивилизовать». «В семье народов прибавится еще один сочлен», — так мечталось Гумилеву. Возможно, и это влекло его в Эфиопию?

До сих пор в Санкт-Петербургском Музее антропологии и этнографии сохраняются эфиопские коллекции поэта-путешественника. И вместе с его звучными строками о «колдовской стране» они создают для нас пленительный образ далекой Эфиопии.

Ясным майским утром выехали мы под звуки горна из ворот замка и взяли курс на Иерусалим. Было нас «Я четверо: двадцатидвухлетняя ирландская девушка Сара Дормон, две лошади и ваш покорный слуга. Перед нами лежал трехтысячемильный путь на юг и восток, путь, пересекавший десять стран. Девятьсот лет назад по этому пути шло едва ли не самое удивительное воинство за всю историю рода людского».

Автор этих строк, знаменитый ирландский путешественник Тим Северин, имел в виду воинов-паломников, зачинателей крестовых походов. Всю жизнь он с восторгом думал об этих легендарных рыцарях и их последователях, которые нашивали на свои одежды кресты и шагали вперед, пока их башмаки не превращались в клочки кожи, шатры — в гнилые лохмотья, а лошади — в живые скелеты, не способные нести своих седоков; о людях, совершивших единственный удачный поход в Святую Землю, переживших три года сражений, голода и болезней для того, чтобы к конце пути овладеть Иерусалимом, взяв штурмом стены Священного Города и оставив тем самым неизгладимый след в истории Европы и Ближнего Востока.