Андрей Курков - Львовская гастроль Джимми Хендрикса

— А еще шампунь такой есть? — спросил моряк, установив свой неустойчивый взгляд на Алике.

Тот поднялся, взял с полки пластиковую бутылку. Выдавил из нее зеленой жидкости на подставленную ладонь бомжа, после чего тот снова зашел в душевую и закрыл за собой дверцу.

В комнату вернулась рыжеволосая женщина, неся в руках аккуратно сложенные вещи: брюки, свитер, рубашки, носки. Она опустила стопку одежды на подоконник и оглянулась на Алика.

— Там и куртки хорошие есть. Даже старая дубленка, но она пока без пуговиц.

Алик одобрительно кивнул, и женщина, довольная своей полезностью и сообразительностью, улыбнулась ему короткой улыбкой, наполненной чувством собственного достоинства. Потом натянула на руки белые матерчатые перчатки, вытащенные из кармана халата, подняла с пола грязную одежду моряка и унесла ее. Осталась лежать у стенки только его непарная обувь.

— Мне перезвонят, — сообщил вернувшийся со двора Рябцев. — А он что, еще моется? — покосил он взглядом на душевую кабинку, над которой поднимался пар и скучивался возле большого, закрытого пластиковой решеткой, вентиляционного отверстия в углу комнаты под потолком.

— Да пускай, — махнул рукой Алик. — Вода облагораживает!

— Если этого моряка рассматривать с точки зрения воды, то я бы с тобой не согласился, — задумчиво произнес бывший капитан. — Там, кстати, у тебя мой мотороллер никто не утащит?

— У нас во дворе преступности нет, — ответил Алик. — За все годы ни одной кражи!

Женщина, пока бомж стоял под душем, заходила еще пару раз. Но потом сказала, что отойдет в магазинчик, и попросила, если придут другие бомжи, поторопить их товарища.

Их «товарищ», однако, вскоре выбрался из душевой кабинки сам. Его движения доказывали, что тело моряка вошло в фазу протрезвления, а значит, его голова была готова вот-вот вступить в противоречие с состоянием тела. И он, казалось, действительно собирался произнести свои несложные слова о том, что «пора бы выпить», но тут его взгляд, упавший на пол в том месте, где он оставил одежду, ничего там не увидел, кроме своего правого ботинка и левого сапога.

— А чего это?! — произнес озадаченно он.

Алику захотелось смеяться — настолько абсурдной и веселой выглядела эта картинка: голый бомж, бородатый, волосатый, с волосатой грудью и тяжелым тазом, с коротковатыми и толстоватыми ногами, несколько непропорционально смотрящимися по сравнению с нормальным торсом и длинными руками. И вот такое чудо уставилось на валяющиеся на полу ботинок и сапог.

Но смеяться, конечно, Алик не стал.

— Тебе чистую одежду принесли, вон там, на подоконнике! — подсказал он.

Бомж недоверчиво глянул на подоконник, нахмурился, подошел. Стал трогать и щупать брюки и прочие предметы одежды, не разрушая стопки. В конце концов взял в руки бордовый свитер, прикинул на себя, потом отложил обратно и потянул из стопки брюки.

— Это что, мне вместо моей одежды выдали? — спросил он. — Так не пойдет! У меня там тельняшка и бушлат! Я без них никуда отсюда не пойду! — твердо добавил он, но, тем не менее, оделся в чистое и устало присел за стол.

Голос его звучал четко, не чувствовалось в нем в этот момент водочных мотивов.

— Да я скажу, чтобы их постирали, — пообещал Алик. — Хозяйка вот-вот вернется!

— Скоро два часа, — замедленно произнес вдруг Рябцев. — А твой друг-писатель, кажется, про нас забыл!

— Он, наверное, с детьми возится, — предположил Алик Олисевич. — Или с женой… Или с собакой. Я ему потом позвоню!

Но позвонил ему Алик намного позже, часа через четыре, когда уже и старая одежда бомжа была постирана, и более или менее высушена в барабане электросушилки, и уложена в клетчатый баул; когда даже внешний облик моряка-бомжа изменился в лучшую сторону благодаря счастливому стечению обстоятельств, а если конкретнее — благодаря своевременному появлению в этот день благотворительного парикмахера, худого, остроносого и очень болтливого, но, тем не менее, подстригшего моряка очень аккуратно, и даже его разнонаправленную бороду превратившего в аккуратную короткую бородку, такую, какую носят иногда молодые преподаватели университетов для того, чтобы студенты не считали их своими одногодками.

К этому времени определились и их планы на вечер. Сын бывшего сослуживца Рябцева сообщил, что найти пьющего проводника не составит труда, причем на любом маршруте. Но главное, сказал он, чтобы в этом поезде и начальник поезда был хорошо пьющим. Бригада поезда «Львов — Одесса», отправлявшегося этим вечером, отвечала всем требованиям Рябцева. И поэтому, получив конкретную задачу, а точнее — конкретное время отправления поезда, Рябцев стал более собранным и сосредоточенным.

Рыжеволосая хозяйка благотворительного заведения уже часиков с трех стала поглядывать на посетителей напряженно. Особенно, когда моряк потребовал водки, а длинноволосый высокий мужчина, имени которого она не знала, быстро достал бутылку и налил всем троим. Но вели они себя при этом смирно и тихо. И поэтому женщина переключилась на воспоминания о своей предыдущей жизни, наполненной непредсказуемостью и алкоголем. И так пролетело время до шести, когда наступил момент закрытия и вежливого выпроваживания гостей.

Они просто стояли во дворе, снаружи у окна, через которое виднелась комната, где вся троица провела целый день. Именно там нашел их Юрко Винничук, отличавшийся от них в этот раз намного более здоровым цветом лица и вдумчивым взглядом.

Рябцев тут же просветил его относительно планов на вечер. Попросил снова вызвать водителя. И вновь серебристая «Волга», обнесенная приваренными хромированными трубками, как дом забором, подъехала и остановилась. Тот же водитель Ваня выглянул из машины и кивнул Винничуку, проигнорировав остальных.

Уже в машине моряк снова потребовал водки. И заблаговременно всё продумавший Юрко Винничук достал из внутреннего кармана пальто поллитровку, а из внешнего «набор охотника» — четыре вложенные друг в друга металлические стопочки. Из-за маленького объема стопочек пассажирам и водителю пришлось пить в дороге до вокзала четыре раза. Поэтому доехали они в целости и сохранности.

Дальше уже действовали по инструкции капитана Рябцева. Он знал и номер поезда, и номер вагона, и имя проводника, и от кого следовало к этому заранее предупрежденному проводнику обратиться.

Слава богу, что проводник встретил их уже с веселым, пьяным блеском в глазах. Он пожал всем руки, при этом ладонь его оказалась влажной. Завел гостей в тесное служебное купе. Уточнил, кто из них с ним поедет до Одессы, и особенно обрадовался, когда Винничук достал непонятно из каких карманов пальто еще три поллитровки и литровую фляжку и выложил всё это на приоконный столик.