Василий Ванюшин - Старое русло

Сколько времени он так работал, определить невозможно. Темнота была такой же, и песок по-прежнему неумолимо полз на него. Он чувствовал только, что весь взмок от пота, мокрый песок облепил под рубашкой тело; работая руками, лежа, он растирал на себе песок; под мышками, на боках, на груди и животе больно саднило.

Гора песка позади увеличивалась. Алибек соорудил из него кольцевую насыпь, чтобы отгородиться от змей.

Руки устали и уже не так энергично отбрасывали пригорошни песка. Он снял куртку, стал насыпать в нее песок и оттаскивать в сторону, наверх насыпи, которая грозила скоро вырасти до потолка.

У Алибека стучало в висках, начала кружиться голова. В подземелье был тяжелый, удушливый воздух — это Алибек почувствовал сразу же, как спустился сюда с поверхности земли, но потом в испуге и горячке работы забыл об этом. Теперь, переутомившись, он чувствовал с особенным отвращением этот удушливо-сырой, скользкий воздух; пахло чем-то мерзким, отвратительным, запах ощущался не только носом, но и всей кожей лица, шеи, даже рук. От этого усталость усиливалась еще больше, тошнило.

«Я задохнусь здесь раньше, чем умру от жажды, от голода или укуса змеи», — с ужасом подумал Алибек и бросился на песчаный поток, снова начал лихорадочно работать руками и ногами. Но быстро выдохся и в изнеможении опустился. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот оно разорвется от напряжения.

Алибек достал коробок спичек, по привычке тряхнул им — пусто!

«Спички кончились! Но когда же я их успел истратить? Я, кажется, экономил, приберегал…»

Он открыл коробок и ощупал его пальцем. Пусто! Но отбрасывать коробок не хотелось: это единственная вещь, которая была у него в кармане. Но и она теперь не могла принести никакой пользы. Алибек последний раз провел пальцем по донышку ящичка в коробке. О чудо! Спичка! Но откуда она взялась?

Алибек догадался, что спичка застряла в углублении между краем донышка и стенкой ящичка — там был зазор, снизу заклеенный бумажкой. Никакого чуда нет, все было просто. Но ведь он хотел выбросить коробок, а в нем, оказывается, была спичка.

Это малозначащее в обыденной жизни событие многое значило для Алибека сейчас. «Надо хранить надежду до конца, надо верить, не нужно отчаиваться, — твердил он, поднимаясь, чтобы снова приняться за тяжелый труд. Но работал он мало, скоро устал и присел.

Мысли снова вернулись к единственной спичке, которую он, обнаружив, решил приберечь на самый последний случай, когда без света никак нельзя будет обойтись. Сейчас это решение поколебалось.

«Приберечь или зажечь? — думал он. — Надо бы посмотреть, что вокруг, есть ли какие-нибудь изменения в засыпанном выходе. Песок, кажется, плывет сверху слабее… Но это уж наверняка последняя спичка. А, все равно!»

Достав единственную спичку, он осторожно, чтобы не сорвать головку, чиркнул о коробок. Тонкое лезвие пламени осветило потолок, стену и отверстие в ней, засыпанное песком. Алибек вскочил — радость прибавила ему силы. Труд даром никогда не пропадает. Он и тут не пропал, хотя вначале трудиться, казалось, было бессмысленно.

Песок уже не сыпался сверху, не было его косого ската возле отверстия, края которого хорошо были видны при свете спички. Алибек бросил спичку, еще недогоревшую, сунулся в отверстие и взглянул вверх. Но там была такая же тьма, как и всюду вокруг, и свет неба не находил ни единой щелки, чтобы проникнуть вниз, в подземелье к Алибеку.

И все же он воспрянул духом. Еще немного усилий, и он выберется из этой могилы!

Алибек заработал быстро — как собака, лапами роющая яму. Песок прекратил наступление. Алибек уже мог протиснуться туловищем в отверстие, а света все-таки не было видно. Он продолжал копать, отбрасывая песок, рыл прямо перед собой и вверху, но над головой по-прежнему была темнота. Вдруг пальцы его задели что-то твердое, как железо. Он ощупывал, очищал от песка это твердое и не мог понять откуда взялось оно. Что-то огромное, тяжелое лежало сверху, наглухо загородив выход. Задыхаясь и плача от досады, Алибек царапал ногтями эту неожиданную преграду, пытался сдвинуть, упираясь ладонями, снова хватался за нее ногтями и готов был грызть зубами, если бы смог дотянуться. Ему удалось отломить небольшой кусочек с острыми краями. Ощупав его. Алибек не сразу понял, что это, и взял на зуб.

Это был обломок кирпича.

«Так вот что наверху — кирпичная стена! Вот что означал тяжелый грохот, когда я сунулся к выходу, — смерч повалил стену, она рухнула целиком, осыпала песок и загородила выход!» — догадался Алибек, и руки его опустились вдоль туловища. Он устало прислонился к стене, но голова кружилась, и пришлось лечь на песок.

Он лежал долго, чувствуя, как бьется, надрываясь, сердце, как смрадом несет из подземелья и удушье забивает легкие. «Неужели это конец? У меня нет сил, чтобы пробить эту каменную стену, я задыхаюсь…».

Он стал на колени. Если бы он мог взглянуть на свое лицо, то ужаснулся бы. Глаза были красными, на запыленных щеках темнели борозды, проложенные каплями стекающего пота, — казалось, лицо исполосовано шрамами.

— Люди, друзья! — хрипло вырвалось у него. — Помогите! Я пропадаю. Не дайте погибнуть. Неужели никто не услышит меня? Помоги-ите-е!

Обезумев, он открывал рот и думал, что кричит, но у него получались только стоны и хрип.

Вдруг ему показалось, что кто-то откликнулся, чей-то очень знакомый голос сказал: «Алибек!» Он вздрогнул и, будто очнувшись от тяжелого сна, повел глазами из стороны в сторону.

Но кругом была все та же без просвета темнота и могильная тишина. Даже змеи успокоились — не слышно было их злобного шипения.

«Я, кажется, схожу с ума, — слабо подумал Алибек. Здесь моя смерть. Я придавлен каменной стеной, как могильной плитой. Выхода нет. Света нет — темнота. Хоть бы еще одна спичка! Взглянуть последний раз вокруг… Нет ни единой спички, и коробок брошен вниз. Но ведь я хотел бросить его и тогда, когда в нем была последняя спичка. Не надо терять надежду. Собрать последние силы… Я слышал голос. Чей же это голос: знакомый, тонкий, нежный… Это ее голос. Это Лина сказала: «Алибек!» Но это мне почудилось: она не знает, что я здесь, как в могиле… Неужели я не увижу ее больше? А я ведь хочу ее видеть, очень хочу, и она об этом знает. Неужели не скажу ей больше: «Цветок пустыни», не дотронусь пальцами до ее руки. Какая она хорошая, какие волосы, глаза!..»

Он приподнялся, и еще больше расширив в темноте глаза, прошептал:

— Я хочу видеть тебя, Лина, и потом — хоть умереть. Но это невозможно: ты далеко и ничего не знаешь обо мне… Но все равно я вижу тебя, представляю, как живую. Лина, смотри на меня!

Он напряг все силы воображения. Ему, как жизни, хотелось, чтобы она оказалась рядом и протянула руку, чтобы дотронуться до этой руки с нежной, как атлас, кожей.