А Парамонова - Пробуждение: магическая печать (СИ)

Повернув голову, Эмма обомлела: сорвавшись с листа, к ним на встречу летела крупная бабочка.

— Не шевелись — прошептала она, когда красавица села ему на грудь. — Даже не дыши!

Осторожно она сделала шаг в сторону и наклонилась.

— Она просто… изумительно прекрасна! — выдохнула Эмма.

Серебристое тельце и живые усики, белые с красно-золотым рисунком крылья медленно двигались, то сходясь, то расходясь в стороны.

— Я понимаю, что ты ценишь прекрасное, — сказал Феликс, — но долго мне еще так стоять?

— Ну вот, — надулась Эмма, наблюдая за тем, как вспорхнув, бабочка исчезла в кроне деревьев, — её обидели твои слова!

— Вообще-то они предназначались тебе, — сказал он и, улыбнувшись, снова обнял её. — Даже не знаю, как в твой круг интересов мог попасть такой скучный тип, как я?

— Ты не скучный, — нежно возразила Эмма, запуская свои пальцы в его волосы. — Ты интересный, умный, милый, симпатичный и самый, самый любимый! Ты — мой мальчик, Феликс Штандаль, и я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной! Ты же будешь, правда?

— Если ты позволишь, — сказал он, доставая из кармана маленькую коробочку, — я готов стать твоим навсегда!

Когда он открыл её и достал кольцо, сердце зашлось от счастья, страха и любви, поочередно накатывающихся на неё мощными волнами, а она стояла и не могла вымолвить ни слова.

— Я люблю тебя Эмма, — сказал Феликс, взяв её за руку, и она послушно распрямила пальцы, чтобы он смог надеть кольцо. — Будь моей до конца этой жизни!

— Я буду, — прошептала она и потянулась к его губам.

Они целовались, целовались нежно, в то время как между ними витала обжигающая страсть. Это длилось долго, и она не думала останавливаться, когда Феликс перешел от губ к её шее, а затем, расстегнув несколько пуговиц на её блузке, обнажил пылающие плечи. И, нежно лаская одно, он постепенно перешел ко второму и начал спускаться вниз.

— Феликс, — застонала она, когда он запустил пальцы под лямки лифчика, — нас же могут увидеть…

— Верное замечание, Керн! — взорвал эту страстную летнюю тишину голос Демиена Альгадо.

Заслоняя её собой, Феликс дал Эмме возможность вернуть блузку на место. Только поле этого он развернулся и напрягся еще больше. Рядом с ухмыляющимся Демиеном стоял его декан — Артур Альгадо, или Шорс, как он просил себя называть. Но Феликсу было все равно, потому что Альгадо и есть Альгадо, и сейчас, выражение тихой ярости и ненависти на лице мужчины отражало его мнение как нельзя лучше. Инстинктивно, сжав кулаки, он готовился к тому, что придется врезать либо ему, либо его племяннику, и Феликс не мог определиться, кто из них достал его больше.

Но, вместо нападок, Артур спокойно сказал:

— Наверное, у меня дежавю: вы снова нарушили правило академии, которое гласит, что студенты после отбоя должны находиться на территории корпуса своего факультета. Я снова закрою глаза на то, что мисс Керн была с вами мистер Штандаль, она сейчас пойдет к себе домой, а вы будете наказаны. И, чтобы не тянуть с этим до следующего курса, я предлагаю вам пойти сейчас с нами в конюшни и помочь Демиену разобрать привезенные сегодня в обед корма для лошадей.

— Стоп, — с возмущенной усмешкой произнес Демиен. — Ты наказываешь меня за то, что я, беспокоясь, искал свою подругу, которую никто не видел уже двенадцать часов, а её, — он ткнул пальцем в Эмму, — которая устроила здесь порно-шоу, ты отпускаешь?

Артур и Феликс стояли и молча смотрели на него.

— Да что с вами обоими? Керн, — обратился он к Эмме, — ты часом не серена? Кто научил тебя так вертеть мужиками?

От возмущения горло перехватило, и Артур опередил гневную речь, которую она собиралась обрушить на парня.

— Успокойся, Демиен, — сказал он племяннику. — Мисс Керн тоже будет наказана, и я лично прослежу за этим, потому что теперь она официально студентка моего факультета. И, я думаю, ты согласишься, что хрупкой девушке не под силу носить двадцати пяти килограммовые мешки.

— Я бы посмотрел, — послав ей свою фирменную ухмылку, он стал серьезен, — Ладно, проваливай! Но не думайте, вы оба, — сказал он мужчинам, — что я позволю вам замять её наказание.

— Но, это не справедливо, — решилась сказать Эмма, — Я могла бы хоть чем-то помочь.

— Идите домой, мисс Керн, — отозвался Артур, уводя парней за собой.

— Но, я…

— Иди в дом, Эмма! — с чувством закричал он, обернувшись к ней.

Присвистнув, Демиен пошел вперед. Эмма посмотрела на Феликса, он подмигнул ей.

«Я приду, как освобожусь, — прочитала она по губам и улыбнулась». Развернувшись, оба мужчины последовали за Демиеном и, нагнав его у конюшен, скрылись внутри.

Внезапно налетевший ветер растрепал её волосы и, приводя их в порядок, Эмма посмотрела на небо. На фоне сплошного темно-серого полотна туч, она увидела нечто странное. Поначалу ей подумалось, что это бред, но присмотревшись к единственному, и непонятно откуда взявшемуся, идеально белому облаку, парившему значительно ниже уровня серых масс, Эмма убедилась, что его форма — именно то, что ей показалось. В небе, над её головой, плыл огромный белый дракон.

Тревога, распирающая изнутри, резко подскочила до максимума. Нащупав кольцо, Эмма бросила взгляд на конюшни и сердце больно кольнуло. Мысли в голове застучали в барабаны и под действием чего-то не ведомого, она почти долетела до дверей, за которыми скрылись оба Альгадо и её, теперь уже, жених.

Крик сознания, переходящий в её собственный, оглушил вопль интуиции, оглашая своды постройки. В четырех метрах от входа, на земле лежал Феликс, а рядом Демиен и Артур — все трое без сознания. Под испуганное ржание лошадей, она подлетела к ним и приложила пальцы к шее Феликса.

— Господи, — сквозь слезы прошептала она, — живой…

И это были последние слова, которые Эмма произнесла, прежде чем две сильные руки схватили её и перекрыли дыхание. Сладкий запах хлороформа и закручивающаяся в спираль реальность, стали последним, что она ощутила, падая в темноту.

Темнота.

Что-то внутри подсказывало: открыть глаза — значит увидеть правду, а сделать это ей не хватало смелости. Знать правду было последним, что она хотела и, осознав, что она есть, что она может чувствовать, Эмма пыталась отключить это, но не могла. Действуя по обратной схеме, жизнь поднимала её наверх, раскручивая все быстрее и быстрее, пока, наконец, не выкинула в реальность. Осязание немедленно дало понять, что она лежит на земле, а слух позволил различить чьи-то голоса вдалеке и учащенное дыхание совсем близко.