Эжен Сю - Тайны народа

Теперь, — продолжал господин Лебрен с волнением, — вы посвящены в традицию семьи, которая положила основание нашему плебейскому архиву. Даете ли вы торжественное обещание продолжать семейную хронику и обязать к тому же своих детей? Ты, сын мой, и ты, моя дочь, когда его не станет, поклянитесь мне, что будете записывать искренне поступки и факты из своей жизни, одинаково справедливые и несправедливые, похвальные и дурные, чтобы в тот день, когда вы оставите это существование для иного, рассказ о вашей жизни дополнил семейную хронику, и чтобы неумолимая справедливость с уважением или презрением отнеслась к вашей памяти, в зависимости от того, чего вы заслужите.

— Да, отец, мы клянемся тебе в этом!

— Ну, Сакровир, с сегодняшнего дня, со дня твоего совершеннолетия, наша традиция позволяет тебе ознакомиться с этими манускриптами. Читать мы их будем все вместе, начиная с сегодняшнего дня, по вечерам. А чтобы в чтении мог принимать участие и Жорж, мы будем переводить их ему на французский язык.

На следующий же день вечером вся семья Лебрен собралась около стола, и Сакровир приступил к чтению первого манускрипта, озаглавленного «Золотой серп».

Эти строки пишет Жоэль, вождь карнакского племени, он сын Марика, а тот был сыном Кирио, сына Гираса, сына Гомеза, сына Ворра, сына Гленана, сына Ерера, сына Родерика, который был избран вождем галльского войска и двести семьдесят лет назад заставил Рим заплатить выкуп.

Жоэль — почему бы и не сказать этого? — боялся богов, был прямодушен, храбр и имел веселый нрав. Он любил смеяться, любил рассказывать, а еще того больше слушать, чтобы ему рассказывали сказки. Словом, был настоящим галлом.

В то время, когда жил Цезарь — да будет проклято его имя! — Жоэль обитал в двух милях от Альре, вблизи моря и острова Росваллан, около опушки Карнакского леса, самого замечательного из лесов бретонской Галлии.

Однажды вечером, накануне того дня, когда восемнадцать лет назад у него родилась горячо любимая им дочь Гена, Жоэль на закате дня возвращался со своим старшим сыном Гильхерном домой. Они ехали в повозке, запряженной четырьмя волами из породы красивых, низкорослых, почти безрогих бретонских волов.

Жоэль с сыном только что свезли на свои поля удобрение. Повозка с трудом взбиралась на косогор по гористой дороге, зажатой между высокими скалами, с которой виднелось вдали море, а еще дальше — таинственный и священный остров Сен.

— Отец, — сказал Гильхерн Жоэлю, — смотри, там, наверху косогора, скачет всадник прямо по направлению к нам. Несмотря на крутой спуск, он пустил коня в галоп.

— Этот человек сломает себе шею — это так же верно, как то, что добрый Ельдуд изобрел плуг.

— Куда он может держать путь, отец? Солнце уже низко, поднимается ветер, предвещая грозу, а дорога эта ведет только к пустынному песчаному берегу моря.

— Сын мой, этот человек не уроженец бретонской Галлии. На нем меховая шапка и плащ с рукавами, а ноги его обернуты дубленой кожей и перевязаны красными повязками.

— Справа у него висит короткая секира, слева — длинный нож в чехле.

— Рослый вороной конь его спускается верным шагом. Но куда он направляется?

— Отец, этот человек, должно быть, заблудился?

— О, сын мой, да услышит тебя Теутатес! Тогда мы окажем ему гостеприимство. Одежда его показывает, что он чужестранец. Сколько занимательного расскажет он нам о своей стране и своих путешествиях!

— Да будет благословен божественный Огмий и да окажет он нам свою милость! Уже так давно у очага нашего не сидел гость из чужих стран.

— И мы ничего не знаем о том, что делается в других местах Галлии. О сын мой, будь я всемогущ, как Гезу, я устроил бы так, чтобы каждый вечер за ужином у меня был новый рассказчик.

— Отец! Всадник подъезжает к нам.

— Да, вот он останавливает коня, так как дорога узка и наша повозка загораживает ему путь. Ну, Гильхерн, обстоятельства благоприятствуют нам. Этот путешественник, видимо, заблудился, и мы предложим ему кров на эту ночь, а потом задержим его на завтра или даже на несколько дней. Мы сделаем доброе дело, а он расскажет нам новости о Галлии и других странах.

— Это будет большой радостью и для сестры моей Гены, которая придет завтра домой праздновать день своего рождения.

— О, Гильхерн, я и не подумал об удовольствии, которое доставят моей дорогой дочери рассказы этого чужестранца! Он должен быть непременно нашим гостем.

— Он и будет им, отец, — сказал решительным тоном Гильхерн.

Жоэль и его сын, выйдя из повозки, подошли к всаднику и были поражены его величественным видом. Взгляд его выражал гордость, вся фигура — мужество, а манера держать себя — чувство собственного достоинства. На его лбу и левой щеке видны были свежие рубцы от ран. По виду его можно было принять за одного из вождей, которых выбирают племена на время войны, и у Жоэля с сыном еще сильнее загорелось желание видеть его своим гостем.

— Странствующий друг, — обратился к нему Жоэль, — скоро наступит ночь. Ты сбился с пути, так как дорога эта ведет только к пустынному песчаному берегу. Море скоро зальет его, потому что ветер усиливается. Продолжать путь ночью опасно. Войди же в мой дом, чтобы завтра ехать дальше.

— Я вовсе не заблудился и знаю, куда еду. Я тороплюсь. Сверни в сторону твоих волов, чтобы дать мне проехать, — резко ответил всадник, лоб которого покрыт был потом от быстрой езды.

Судя по выговору, он был родом из Центральной Галлии. Сказав это, он еще ближе подъехал к волам, загораживающим проезд.

— Разве ты не слышал меня, друг? — сказал Жоэль. — Говорю тебе, что дорога эта ведет только к морю, но ночь близка, а мой дом даст тебе приют.

— Я не нуждаюсь в твоем гостеприимстве! — вскричал в гневе чужеземец — Убери своих волов. Живее, мне некогда…

— Друг, ты из чужих стран, а я здешний. Мой долг велит мне оказать тебе услугу, когда ты заблудился, и я исполню его.

— Клянусь Ритта-Гаюром! — вскричал пришелец, приходя в еще большую ярость. — Я путешествую с тех пор, как только стала расти у меня борода, много видел разных стран, людей и удивительных вещей, но никогда еще не встречал таких безумцев, как вы оба!

После этих слов у Жоэля и его сына явилось еще более страстное желание послушать рассказы этого чужеземца. Поэтому Жоэль, не сдвигая своей повозки, ближе подошел к всаднику и сказал ему, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше мягкости: