Поль д'Ивуа - Аэроплан-призрак

— Ваше Величество, я — Мисс Вдова.

После этого заявления последовало долгое и выразительное молчание.

Легкая дрожь пробежала по телу государя. Отложив в сторону револьвер, он занял свое прежнее место в кресле у письменного стола и указал на другое кресло своему посетителю.

— Садитесь, сударь. Говорите откровенно и прямо: чего вы хотите от меня?

Незнакомец преклонил колено перед могущественным старцем, умеющим свою гордость и властность подчинить голосу чести и справедливости. Затем он сел.

— Ваше Величество, взяв на себя обязанность реабилитировать память Франсуа д’Этуаля, я уже пробовал однажды обратиться к вам… Я надеялся, что ваше вмешательство поможет мне избегнуть того, что случилось в Билине…

— Оставим это, — резко прервал его император, которому такое вступление было неприятно.

Но Мисс Вдова, иначе — доктор Листшей, печально покачал головой:

— Я не имел другого средства, как воззвать к мнению всех. Мои враги располагали огромной армией, могущественным флотом. Я был одинок. Но я не сомневался в конечном результате. Сила правды беспредельна. Провозгласить ее, прокричать ее на весь свет — значит собрать всех под ее знамена. И я прокричал ее на весь свет!

— Ужасающе прокричал, — подчеркнул император с неопределенной улыбкой.

Голос называющего себя Мисс Вдовой сделался вдруг умоляющим.

— Простите, но чем больше несоразмерны сталкивающиеся силы, тем более сильные удары должна наносить слабейшая сторона.

Потом добавил еще тише и мягче:

— Три дня назад, в Билине, еще весь охваченный лихорадкой борьбы, я замышлял совершить что-нибудь отчаянное, способное поразить весь мир. Но с отчаянья я мог сделать и других жертвами преступления, относительно которого взываю о правосудии. Размышления успокоили мой дух и благодаря одному случаю, посланному провидением, я совершенно точно узнал, кто та личность, которую я пытаюсь разыскать.

— Ага! Вы знаете, значит, кто такой фон Краш! — воскликнул государь с просиявшим лицом.

— Да, Ваше Величество. И вы это тоже узнаете после того, как я изложу вам, что не хочу больше причинять новых несчастий.

Помолчав немного, посетитель продолжал:

— Мне подумалось, что если бы я представился Вашему Величеству, явившись не как воплощенная угроза, а как воплощение мольбы… Тогда я сказал бы: «Ваше Величество, я знаю о фон Краше то, чего никто не знает, и я открою это вам». У вас же прошу одного — указать мне место, где скрывается субъект, являющийся позором для всего человечества. Я узнал, наконец, кто он такой: фон Краш когда-то звался графом фон Кремерном, о котором разнесся слух, что он и его дочь погибли, путешествуя по Азии.

— Кремерн! — повторил император…

Его память, необычайная память государя, который столько видел в своей жизни и ничего не забыл, подсказала ему историю, связанную с именем Кремерна, и лицо его выразило отвращение…

Он топнул ногой.

— И от такого-то негодяя приходится зависеть!..

Император быстро обошел вокруг стола, приблизился к собеседнику и, коснувшись его руки, сказал:

— Вы хорошо сделали, что явились сюда. Прочь все условности! Фон Краш сумел найти себе надежное убежище. Кто его ему предоставил? Не знаю. Мне известно лишь, что он прячется в императорском парке в Бабельсберге, близ Потсдама…

— О! Благодарю вас, Ваше Величество!

— Вы вовсе не обязаны этого делать. Напротив, я чувствую себя обязанным вам, так как вы вывели меня из нерешительности, развеяли мои сомнения.

Затем он добавил другим тоном, в котором чувствовались теплота и симпатия:

— А потом… потом… не бойтесь доставить мне удовольствие увидеть снова честного человека.

— Ах! — воскликнул доктор, и голос его задрожал от волнения. — Ваше Величество, я вернусь!

Вскочив на подоконник, он взял двойной железный крючок, который снял и положил туда, появившись в кабинете, и зацепил его за два кольца на поясе. Государь заметил, что крючки были прикреплены к веревкам, уходящим куда-то вверх и натянутым так, как если бы их держала рука человека, находящегося на крыше.

Посетитель дернул за эти веревки и исчез за окном — как будто взлетел вверх.

Император выглянул наружу, но не увидел решительно ничего. Неизвестный исчез.

Доктор был быстро втянут через люк вовнутрь воздушного судна, которое в продолжение его свидания с императором зависло над крышей императорского дворца.

Триль и его друзья, в том числе и флегматичный Клауссе, посмотрели на доктора с безмолвным вопросом.

Он ответил им лишь односложным «да». Но это коротенькое слово сказало им о самом главном.

Словечко «да» означало — «Теперь я знаю место, где прячется гнусный шпион, так долго остававшийся в безопасности и так умело скрывавшийся от нас».

Подробно описывая великодушный прием, оказанный ему императором, доктор завел аэроплан, и вскоре тысячи огоньков Праги потонули во мраке, оставшись далеко позади.

— Куда мы теперь направляемся? — робко спросила Сюзанн.

— В Бабельсберг.

— Как!.. Вы хотите сегодня же ночью?..

— Встретиться лицом к лицу с фон Крашем, с этим экс-графом Кремерном, который обесчестил Франсуа д’Этуаля и подло убил лорда Фэртайма и его несчастных детей…

Горечь и боль звучали в его словах. Лицо доктора конвульсивно передернулось, выразив такую нечеловеческую тоску, какую средневековые художники придавали лицам осужденных навечно.

Все молчали, охваченные мыслью, что час мщения наконец близок.

А в это же время менее трогательная сцена разыгралась в одном из салонов нижнего этажа блокгауза в Бабельсберге, где до сих пор скрывался шпион.

Марга была наедине с отцом — испуганная, растерянная, а тот с обычной жестокой насмешливостью разыгрывал комедию, которую подготовил еще с того вечера, когда услышал, как молодая женщина выдала пленникам имя Кремерн.

— Представь себе, моя милая Марга, эти Фэртаймы имели глупость обратиться ко мне, назвав меня моим прежним именем. А так как этого имени никто не знал, кроме меня и тебя, то остается предположить, что мое дитя меня предало. Подумай только, что ты наделала, нелепое, влюбленное создание, — ты рискуешь погубить все наше будущее! Все касающееся Кремерна никому не известно за пределами Германии. В других странах мы могли бы превосходно устроиться.

— Ох, отец!.. Будьте же добры ко мне! Губы мои произнесли роковое слово раньше, чем я поняла, что делаю… Я не хотела предать вас… Я хотела только заставить себя полюбить.

— Ну, конечно!.. А папеньку, как коврик, бросить под ноги всякому проходимцу!

— Простите меня!

Шпион притворился растроганным, что далеко не соответствовало истине.