Пантелей Михайлов - Операция «Сокол»

— Есть подозрение, товарищ генерал, на радиста Соловьева. — Егоров коротко доложил об отказе радиста выехать на передовую.

— Почему вы не вызвали медработника? Почему не доложили об этом ЧП? Что это — халатность, старший лейтенант? — генерал говорил, не повышая голоса, но слова словно резали мертвую тишину. Егоров стоял весь красный, обильный пот стекал по лицу. — В вашем поступке мы разберемся. Немедленно идите в полк, доложите командиру о происшедшем по вашей халатности.

Егоров вышел. Капитан Обухов попросил разрешения для короткого сообщения.

— Мы сегодня получили ответ на запрос относительно радиста Соловьева. Соловьев был в Германии, в каком году, установить точно не удалось. Факты, которыми мы располагаем, подтверждают его причастность к немецкой агентуре.

— Чего же вы медлите? Арестовать сукина сына! — не выдержал Данилевский.

— Разрешите, товарищ генерал, высказать мнение, — не боясь вызвать гнев генерала на себя, сказал Потапов. — Мы имеем улики против Соловьева. Но я не могу объяснить следующее. Первое — как мог узнать Соловьев о КП на передовой, оно было оборудовано накануне. Второе — каким путем мог сообщить противнику в течение ночи? Третье — если он агент, как он мог уклониться от выезда, зная, что подозрение падет в первую очередь на него? На эти вопросы я не могу найти ответа.

— Вы хотите, чтобы ответы на ваши вопросы прислали из генерального штаба? — жестко усмехнулся Данилевский. — Арестовать Соловьева и немедленно, капитан-рядовой Потапов.

Потапов хотел привести еще какие-то соображения насчет Егорова, но замолчал, вошел адъютант генерала. Доложил: капитана Обухова немедленно просит прибыть начальник штаба полка Модин.

...Капитан Обухов вернулся вскоре, доложил: исчез радист Соловьев. Реакция генерала Данилевского на это сообщение была соответствующей, а нам пришлось краснеть и потеть.

— Немедленно свяжитесь со всеми частями, оповестите о задержании. Мы вышлем группы разведчиков.

Разведчики тихо, ползком продвигались вдоль передней линии обороны. Затем скатились в балку на нейтральной полосе. Место для перебежчика, знающего местность, самое подходящее — определил командир разведгруппы сержант Иванов. Вдруг он услышал звуки, шум осыпающейся земли. Сверху к ним сползал человек. «Я буду брать», — шепнул он товарищам. Когда перебежчик оказался рядом, он сделал прыжок и придавил его к земле. Но тот сумел извернуться, выхватил из-за пазухи пистолет, приставив дуло к своей груди, выстрелил. Пуля прошла навылет и задела плечо сержанта.

Соловьева доставили в полк мертвым. При нем оказалась пачка немецких марок выпуска 1937 года, пистолет. И больше ничего. Так мы упустили еще один шанс, оборвалась еще одна ниточка.

Наши войска развивали наступление. Войска Первого украинского фронта продвинулись в глубину обороны противника на широком участке. Наш 889-й полк освободил город Владимир-Волынский. Успешные боевые действия полка, также дивизии были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего, дивизию представили к награде...

Мы получили шифровку. Халич Дмитрий Вавилович и Марина — она же Даниленко Анна Васильевна (учительница немецкого языка) перешли линию фронта на участке 862-го полка нашей дивизии. Через нашего агента были задержаны западнее города Львова, переданы в штаб партизанского отряда. Имели задание от националистического центра уничтожать офицерский состав Красной Армии, связи с немецкой агентурой не обнаружены. Дело по их розыску закрыть...

Потапов шел к капитану Обухову. Настроение было неважное. Его хотели отозвать обратно по месту службы — в СМЕРШ фронта, наверное, посчитали, что тут из него толку мало. Едва упросил оставить до конца операции «Сокол». Помог генерал Данилевский, хотя и оборвал его тогда, не дал высказать соображения. Потапов побывал у генерала еще раз, изложил все, что думал. Было совершенно очевидно: Соловьев — пешка в этой игре, исполнитель. Существует матерый агент, возможно, Егоров. Данилевский усомнился, но разрешение на проверку дал, сказал в напутствие:

— Постарайтесь не скомпрометировать, отвечаете персонально...

С таким нелегким грузом на плечах шел Потапов к Обухову. Он почти столкнулся с незнакомым сержантом-артиллеристом.

— Скажи, солдат, где здесь штаб 889-го полка? — спросил сержант. — Мне надо увидеть связиста Соловьева.

— Соловьева? — капитан постарался скрыть удивление. — Я его знаю. Пойдем, провожу.

Потапов привел сержанта к Обухову. Отрекомендовал как знакомого радиста Соловьева. Сержант отдал честь, представился.

— Сержант Майоров. Находился в отпуске после ранения, вернулся в свой 862-й полк для дальнейшего прохождения службы.

Пригласив сержанта сесть, Обухов справился о его самочувствии, спросил:

— Откуда вы знаете Соловьева?

— Мы земляки. Москвичи. Служили рядом.

— Встречались часто?

— Нет. Изредка он приходил ко мне. Я на его службе не бывал.

— Да, так часто случается. Земляки воюют рядом, а на встречи не хватает времени, — посожалел капитан.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что сержант Майоров виделся с Соловьевым последний раз месяц назад, в медсанбате. Соловьев, узнав, что земляк едет в отпуск, прислал письмо своей жене, просил передать только лично, в любом другом случае письмо должно быть возвращено. Но по указанному адресу проживала пожилая женщина. Она нелестно отозвалась о жене Соловьева, сказала, что такая-то особа укатила куда-то с неизвестным мужчиной. Поэтому письмо привез обратно.

— Соловьев убит, сержант, — сказал капитан Обухов. — Поэтому письмо оставьте нам. Мы найдем способ переправить его... А разве это письмо принес не сам Соловьев?

— Нет, послал с товарищем, — растерянно проговорил сержант. — Убит? Николай погиб? Когда? Как?

Обухов не ответил — не желал врать, а правду сказать не мог.

— Теперь он уж не узнает об измене жены. Он сильно любил ее, мог не перенести такого вероломства, — заметил Потапов.

— Да, да, — согласился сержант. — Жалко Николая. Письмо я отдам. Зачем теперь его мне таскать. — Он вынул самодельный конверт из солдатской книжки, передал Обухову.

Капитан бегло прочел письмо. Многозначительно взглянул на нас, сказал сержанту:

— На конверте нет адреса. Значит, вы знали, где проживает жена Соловьева?

— Нет. Не совсем. Улицу знал и дом. Квартиру не помнил.

— Вы могли перепутать. Дом, вероятно, большой, вы и попали не в ту квартиру. Из этого может получиться, что мы понапрасну обвинили женщину.

— Квартиру мне сказал товарищ Николая, кто принес письмо. Я ее на всю жизнь запомнил: двадцать пятая. Мне тоже двадцать пять. Так что никак я не мог перепутать.