Исай Калашников - Повести

— Это верно, — по-своему повернул Жаргал. — Вдвоем тут незачем сидеть. Там у нас делать есть что.

Уговаривать Жаргала было бесполезно. Тихо, не повышая голоса, он будет доказывать свое и заставит в конце концов согласиться. Не раз уж так было. Пусть идет. Может, и ничего он, Антон-то, может, только с виду ненормальный.

— Ты раскроши помельче корни и развари в кружке, — посоветовал Жаргал, собравшись уходить. — С горячего он скорее встанет.

Насобирав дров, Лешка разложил огонь, поставил кипятить воду. Антон сидел, понуро опустив косматую голову, словно бы дремал. Уж не рехнулся ли он? А что, вполне мог умом тронуться. Сидит так вот, сидит да что-нибудь и выкинет.

— Пока буду варить тебе кашу, ты бы снял с себя одежонку и постирал, — осторожно проговорил Лешка. — Пахнет от тебя прелью, прямо невозможно как пахнет…

Антон посмотрел на рубашку, на брюки — все в болотной грязи; пошел к ручейку, разделся. Из-под кожи у него выпирали обручи ребер, торчали острые лопатки. Еле двигая руками, как неживой, он полоскал брюки. Ремень с пристегнутым к нему ножом лежал сбоку, на траве. Лешка тихо, незаметно отодвинул ногой нож подальше от Антона, нагнулся.

— Я твоим корешки порежу, мой что-то не берет. — Не дожидаясь разрешения, в один миг выдернул из ушка ножен ремень, бросил его Антону. Теперь все в порядке. Теперь и разговаривать можно по-другому.

Однако предосторожности были излишни. Антон даже не обернулся, кивнул в ответ головой: бери, мол, если нужно. Лешка почувствовал легкое смущение, но тем не менее, накрошив корней, нож не вернул, спрятал в рюкзак.

Выпив жиденькую кашицу, съев остатки корней, Антон снял с кустов волглую одежду, натянул ее на себя, спросил:

— Пойдем?

— Если не завалишься — пошли. На своем горбу тебя не понесу, учти заранее.

Двигались медленно, с частыми остановками. Антон садился, приваливался спиной либо к дереву, либо к валежине, вытягивал ноги, смотрел перед собой немигающими глазами, молчал, о чем-то думал.

На одной из остановок Антон спросил, почему они до сих пор здесь, не ушли.

— Хы! — насмешливо хмыкнул в ответ Лешка. — Нашел о чем спрашивать! Ты-то почему застрял? Вставай, пошли…

Он уже не боялся Антона. Что он может сделать, когда сам себя тащит с трудом.

— Вы меня разыскивали? — спросил немного погодя Антон.

— «Разыскивали»?! За дурачков нас принимаешь! Бросил, убежал, и после этого тебя искать!.. Нет уж, таких дураков ты поищи в другом месте, тут их нету.

Лешка разозлился. Вспомнилось, как он в первый день всматривался во все черновинки леса, ждал, надеялся, что Антон одумается, вернется, сменит у носилок. Такой вернется! Жди, он тебе поможет! Долго ждать придется.

Ожесточился:

— Не надо было тебя из грязи вытаскивать! Очень уж ты хороший. Твое счастье, что подумать обо всем не успели. Теперь бы ты уже и хлюпать перестал.

Антон как раз шел впереди Лешки. При этих словах плечи его перекосились, он дернул головой, точно отшатнулся от чего-то.

— Не убегал… Заблудился! — вскрикнул Антон.

— Он заблудился! Даже слушать тошно такое вранье! — Нисколько, ну ни капельки не жалел его сейчас Лешка.

С той самой минуты, как понял: вот-вот захлебнется в вонючей воде, его разум находился в каком-то оцепенении. Мозг работал вяло, лениво. И все, что видел, слышал Антон, распадалось, дробилось на отдельные куски, и он никак не мог соединить, свести их в одно целое. Так было до того, пока Лешка не жиганул его словами: «Зря вытягивали… Теперь бы и хлюпать перестал». Весь ужас того, что с ним могло произойти, хлестнул Антона по глазам, и мысли завертелись, как щепки на полой воде. Теперь он и вовсе ничего не мог понять. Как оказались здесь Жаргал и Лешка? Откуда у них мясо? Куда его ведут? Прилетали на самолете? Он бы слышал.

Спрашивать Лешку боялся. И не потому, что Лешка такой злой: что-то другое страшило его. Когда мысля немного улеглись, сообразил, чего боится. Если они блудят здесь, как и он, — что тогда? Жив ли Мартын Семенович? И что лучше: чтобы был жив или нет? Лучше, чтоб его не было. А если жив? Неужели прогонит? Куда идти, если прогонит? Некуда. Всюду таится смерть. А может быть, поверит, что заблудился, что не по злому умыслу отстал?

Теперь, когда они углубились в лес, Лешка пошел впереди. Он всматривался в приметы. Если Лешка вздумает от него убежать, он один найдет к ним дорогу. Сил у него совсем не осталось, еле поспевал за Лешкой, а тот поглядывал на солнце, все прибавлял и прибавлял шаг, все неохотнее останавливался на отдых. Покрякивал:

— Шевелись! Не ночевать же из-за тебя тут!

— Далеко еще идти, Лешенька?

— Будто не знаешь? У самолета наш табор.

— Иди потише, Лешенька.

— Что ты — «Лешенька, Лешенька»! Ребенок я, да?

— Всегда так звал, — растерянно пробормотал Антон.

— А теперь не зови! — отрезал Лешка.

Когда Лешка терял направление, он, оставив Антона, шел в сторону или возвращался назад, разыскивая заметки. Антон напряженно вслушивался в шум его шагов: ему все казалось, Лешка не вернется, растворится в темной зелени леса.

С наступлением сумерек ориентироваться стало совсем трудно, и Лешка окончательно сбился с дороги.

— Давай подождем до утра, — робко попросил Антон.

— Можешь ждать, если хочешь, чтобы медведи съели.

Антон смекнул: трусит. И оттого что он боится, Антону стало легче, он будто скинул с себя тяжесть его жесткой власти.

— Огоньку разведем, Лешенька. — Антон сел. — Где твои корешки-то? Перекусим.

— Корни ты все уже слопал! Из-за тебя я целый день голодный. Вставай!

— А куда пойдем? Ты знаешь куда?

Лешка, конечно, не знал. Стало совсем темно: в сплошной черноте леса лишь кое-где полосками белели березы.

— А вы куда ходили? — спросил Антон.

— Петли ставили.

— Какие петли?

— Помолчи. Слышишь?

Тихо-тихо шептал лес. В кроне над головой цвикала птичка. Вдали доносился звук особый, не лесной. Антон приложил ладонь к уху. Вроде бы позванивало железо; дребезжащий, несильный звук увязал в тихом шуме деревьев.

— Теперь найдем! — Лешка шагнул вперед, отводя в стороны ветви.

Звон железа на время прекращался, и они останавливались, ждали, потом снова шли, спотыкаясь в темноте. Антон еле передвигал ноги. Колючие ветки лезли в глаза, царапали щеки.

— Огонь! — крикнул Лешка и, уже нимало не заботясь, следует ли за ним Антон, побежал в темноту, просверленную мигающим огоньком.

Антон за ним не погнался, наоборот, пошел медленнее. Что ждет его у этого огня? Увидит ли он Мартына Семеновича? А если увидит, что ему скажет? Что скажут ему они? Будут ругать? Совестить? Пускай. Разве он виноват, что заблудился? Попенять им: бросили, мол; слезу пустить… Размякнут.