Виталий Олейниченко - Красное золото

Противоположный берег молчал.

Потоптавшись в нерешительности минут пять, в течение которых Бивень тихо ругался сквозь зубы, а Кастет продолжал тщетно взывать к исчезнувшему за пеленой дождя Косому, оставшаяся троица, наконец, осознала, что всем им придется опять переправляться через вздувшийся от дождя поток, а потом — страшно подумать — снова возвращаться на левый берег.

Бросив сумки на прибрежную гальку, но прихватив, по привычке не доверять непонятному, пистолеты, все трое, громко матеря невесть куда подевавшегося Косого, спешно перебрались на недавно покинутый берег, причем Лысый снова оступился и на сей раз нырнул в хмурые серые волны уже с головой…

Они искали пропавшего «братка» часа полтора. И не нашли. Никого и ничего. Не нашли ни его самого, ни его сумки, ни, что было уж совсем странным, даже каких-либо следов и зацепок, которые могли бы поведать, куда исчез их соратник.

В конце концов Бивень все понял: Косой их просто-напросто предал. «Кинул», как последний фраер, и, испугавшись непогоды и трудностей дальнейшего пути по тайге, сбежал. Дезертировал. Позорно, малодушно и подло.

Бригадир неистовствовал минут пятнадцать, всячески понося скотину-беглеца и красочно рисуя картины возмездия, которое непременно постигнет того, лишь только он, Бивень, вернется в родной город. Он в ярости расстрелял целую обойму в широченный узловатый ствол огромного, расщепленного сверху ударом молнии древнего дерева, а когда боек несколько раз ударил вхолостую, обессилено замолчал. Притихший Кастет осторожно вынул разряженный пистолет из безвольно дрожащей кисти командира, Лысый подошел с другой стороны — и так, мягко поддерживая Бивня с обеих сторон, они пошли обратно, на каменистый берег ледяного ручья, грозно обещая бригадиру такое сотворить с иудой-Косым, что тот, если бы мог их слышать, немедля ни секунды удавился бы от жалости к себе.

Но Косой слышать их угроз уже, увы, никак не мог. Тело его, засунутое вместе с промокшей спортивной сумкой в полый ствол убитого молнией исполинского старого дерева в неестественной и неприемлемой для живого человека позе, уже медленно остывало и во впадинах скошенных к носу застывших в немом изумлении глаз продолжавшие методично падать с неба крупные капли собирались в маленькие прозрачные лужицы…

Верхнюю Тую, даже слегка поднявшуюся от дождей, можно было преодолеть вброд. Этим мы и занялись сразу же после подъема. Утро стояло солнечное и радостное, вчерашние темно-свинцовые облака унесло легким ветром, земля парила и с непросохших ветвей изредка срывались за шиворот холодные капли. Завтракать решили уже на том берегу, все равно пришлось бы сушить мокрые вещи.

Шедший первым Болек обвязал себя концом двадцатиметрового тяжелого репшнура и, страхуемый Сергеем и Лелеком, вошел в поток, подергивая от холода плечами. Двигался он медленно, перед каждым новым шагом тщательно ощупывая ногой каменистое дно. Миновав две трети пути, он все же поскользнулся и проплыл несколько метров, барахтаясь и силясь встать на ноги. Наконец ему это удалось и еще минут через пять пловец, насквозь промокший, наглотавшийся воды и слегка прихрамывающий на обе ноги, выкарабкался на противоположный берег. Поднявшись выше по течению к торчащему из прибрежного базальта прямо напротив нас толстому — обхвата полтора — замшелому комлю, он обвязал вокруг него промокшую веревку и, подергав ее, махнул рукой. Тогда Лелек, в свою очередь, обмотал второй конец репшнура за одно из росших на нашем берегу деревьев. Веревка натянулась над водным потоком как струна на высоте около метра.

— Это, конечно, не мост, но перебираться будет существенно легче, — прокомментировал свои действия Лелек. — И не забывайте главное: если течение с ног собьет и потащит — не выпускать шнура из рук. Лучше, если тяжело будет, рюкзак скинуть.

Первым, перебирая руками по прогибающемуся тросу, на другой берег перешел Сергей и, сбросив там свой рюкзак, вернулся обратно за увесистым баулом Болека. Тот, в свою очередь, уже развел небольшой костерок и, развесив возле огня штаны и футболку, стоял в одних плавках у кромки воды, готовясь в случае необходимости прийти на помощь. Сергей сделал второй рейс, после чего за изрядно промокший и от того несколько растянувшийся трос взялся я.

Наблюдая за тем, как ловко и без видимых усилий Сергей уже дважды сходил туда и обратно, я самонадеянно решил, что переправа таким способом совершенно не трудна — перебирай только посноровистее руками по шнуру, а ногами по дну. Однако уже метра через два стало понятно, как сильно я заблуждался. Руки, с напряжением хватавшиеся за веревку, моментально онемели, а подлые донные голыши так и норовили выскользнуть из-под ног. В итоге, не дойдя метров трех до противоположного берега, я все же поскользнулся и, выпустив трос из правой руки, с головой погрузился в ледяную воду. Пока я сучил ногами, захлебываясь пеной и судорожно пытаясь растопыренной пятерней нашарить спасительную веревку, Болек как был, в одних плавках, прыгнул в реку, в мгновение ока очутился рядом и, выдернув меня за капюшон штормовки из потока, помог утвердиться на подгибающихся ногах.

Спешно переодевшись и обсыхая у костерка, я с грустью думал о том, что из всех нас почему-то именно я оказался самым неподготовленным к трудностям экспедиции. Это было естественно, потому что к спорту я приобщался в основном посредством просмотра изредка по телевизору волейбольных и хоккейных матчей, а футбол, в отличие от подавляющего большинства населения планеты, с детства не любил. И даже слабое подобие зарядки исполнял в последний раз еще в рядах доблестных защитников социалистического отечества, да и то лишь на первом году службы… Но все равно я чувствовал себя балластом, без которого группа передвигалась бы раза в два быстрее. Впрочем, никто из спутников меня ни в чем не упрекнул и, к их чести, похоже, даже не думал обо мне как о досадливой помехе.

Третьим переправился Мишель, тоже дважды, потому что ему пришлось кроме своего переносить рюкзак Лелека. При повторном проходе наш командир тоже поскользнулся, но, в отличие от меня, растяпы, трос не выпустил и на ногах удержался, так что стоящим на страховке вылавливать его не пришлось.

Оставшийся в одиночестве Лелек отвязал конец репшнура от дерева, затянул его вокруг талии и вошел в воду. Двигался он, как и Болек, медленно и осторожно, наклоняя корпус под углом к течению, приседая и балансируя руками. Мы с Мишей держали страхующую веревку и по мере приближения Лелека к левому берегу выбирали ее на себя, а Сергей с Болеком прошли в это время немного ниже по течению, чтобы помочь, если он оступится и его понесет вниз.