Виталий Владимиров - Красный туман

Виталий Владимиров

КРАСНЫЙ ТУМАН

Лосин вошел первым в пустой полусумрак купе, поднял свой багаж на верхнюю полку, повесил шинель на плечики, раздернул пахнущие влагой прачечной белые шторки и присел у окна, разглядывая перрон вокзала с его негромкой ночной сутолокой. Равнодушно светили молочные шары фонарей. Уютный кубик купе создавал иллюзию спокойной отдельности, за неплотно задвинутой дверью стукались чемоданы, шуршали о стены плащи, переговаривались, сдерживая дыхание, голоса. Несильно прогрохотала сдвинутая по желобу дверь, долговязый худой мужчина в толстых очках, которые сильно увеличивали его глаза, склонился из коридора в купе, пытаясь разглядеть нумерацию мест. Он сморщил нос, обнажив крупные желтые зубы, шумно дышал, что-то зло пробормотал себе под нос, торжествующе выпрямился и, обернувшись, произнес: - Я же говорил, что пятнадцатое здесь и, как всегда, был прав. Он поставил небольшой чемодан вдоль дивана и сел рядом с Лосиным. - Вот и прекрасно, - сказал вошедшая вслед за ним женщина. - Добрый вечер! - Здравия желаю, - негромко, но по-военному четко ответил Лосин. - Вольно, - рассмеялась женщина и, закинув руки за голову, спустила на шею платок. Она села напротив Лосина, раскинув полы расстегнутого плаща. Последней в купе боком вошла толстая девочка с сердитым лицом. Она плотно уселась рядом с женщиной, которая, обмахиваясь платочком, улыбалась Лосину. Свежий аромат лаванды перебил казенные запахи купе. В полутьме неясно светилось ее лицо, блестели глаза, матово сверкала на белой шее нитка гранатовых бус. Лосин невольно стал открыто рассматривать ее, пока, спохватившись, не повернул голову к девочке. Та сидела, мрачно уставившись в крепко сцепленные руки с обгрызенными ногтями. Потом Лосин взглянул на соседа и встретился с огромными немигающими глазами, как бы плавающими в аквариумах очков. Силой случайных обстоятельств Лосин оказался в кругу незнакомых ему людей и сидел среди них, как свой, как близкий, и Лосину представилось, что воцарившееся молчание - это пауза в разговоре, когда все уже сказано-пересказано друг другу перед прощанием. Ощущение это, однако, было у Лосина кратковременным, именно молчание обеспокоило его, поменяло его ощущения на обратные - он понял, что они стесняются при нем говорить прощальные слова и проявлять свои чувства - судя по единственному чемодану, ехал из них кто-то один. - Извините, - приподнялся Лосин со своего места. Очкастый сдвинул ноги вбок. Лосин, протискиваясь между ним и столиком, прижался к коленкам соседа, ощутив, какие они худые и острые. Пробравшись по коридору, Лосин вышел в тамбур и по решетчатым металлическим ступеням спустился на асфальт перрона. Прошелся вдоль вагона и остановился под столбом с большим круглым циферблатом электрических часов. В черной щели между вагоном и платформой неожиданно возникла голова обходчика. Молоточком на длинной ручке он постучал по колесам, приподнял и захлопнул буксу. Звук этот напомнил Лосину щелчок замка портсигара, он достал папиросу, чиркнул спичкой, лицо его осветилось. Затянувшись дымом, он приподнял голову и увидел, что стоит под окном своего купе. Сквозь стекло на него смотрела сверху женщина, как на картине Крамского "Незнакомка". Спичка, догорая, обожгла пальцы. Лосин выронил ее и затер сапогом. Дрогнули стрелки часов, колокольчик динамика гулко объявил, что посадка заканчивается. Сделав пару глубоких затяжек, Лосин вернулся в вагон, но в открытую дверь купе не вошел, а остался стоять в коридоре, опираясь спиной о подоконный поручень. Женщина в проеме между диванами склонилась к окну, опираясь на локти. Плаща на ней уже не было, платье приподнялось, обнажив стройные ноги. Поезд тронулся, вагон несильно дернулся, и ей пришлось, удерживая равновесие, изогнуться и выпрямиться. Она облокотилась на верхние полки и помахала руками тем, кто остался на перроне. Потом повернулась лицом к Лосину. Волна густых каштановых волос, удерживаемых красной заколкой, карие, ореховые глаза в овалах пушистых ресниц, полные губы, тронутые розовой перламутровой помадой, и белая белая кожа. - Что же вы? - с упреком сказала она Лосину. - Я беспокоиться начала. Неправда, подумал Лосин, я стоял под окном и вы меня видели, но не сказал этого. - Заходите же. Лосин вошел, задвинул за собой дверь. В купе вспыхнул свет, заиграла музыка из репродуктора. Бодрый мужской тенорок под ритмичный аккомпанемент запел: "Хорошо на верхней полке у раскрытого окна..." - Евгения, - протянула она ему руку. - Можно просто Женя. - Николай, - успел ответить Лосин. Вагон загрохотал на стрелке, их качнуло и Лосин инстинктивно крепко ухватился за ее ладонь. - Так больно, - улыбнулась она. - Но боль бывает разной. Эта приятная. А давайте-ка лучше присядем. Скажите, как вы переносите морскую болезнь? - Какую болезнь? Морскую? Не понял, - немного озадаченно переспросил Лосин. - Ой, правда, при чем тут море? Вас в вагоне не укачивает? - Нет, - пожал плечами Лосин. - Ни на пароходе, ни в самолете, ни в машине? Когда по горам едете? - Никак нет, не укачивает. - А меня мгновенно, ну мгновенно и все, что тут попишешь? Я на море даже смотреть не могу, когда волны большие. А вы, сразу видно, мужчина крепкий. - Не жалуюсь, - согласился Лосин. По здоровью признан первым в части, подумал он. Первым. Здесь я лучше всех. Даже Хмелика. Вот только курю. Не могу отвыкнуть. А надо бы. Хмелик не курит. - А какое у вас звание? - Капитан, - покосился Лосин на левый погон своего кителя. - Вот чего никогда не могла запомнить - это как вы, военные, умудряетесь различать друг друга? - Продольная полоска на погонах называется просветом, - показал Лосин. - Просветов бывает один или два. Один просвет, одна звездочка - младший лейтенант, две звездочки - лейтенант, три старлей, четыре - капитан. - Один, два, три, четыре, - вслух посчитала Евгения звездочки Лосина. - Получается капитан. - Так точно. - И чем больше просветов, тем лучше? - Тем старше по званию. А насчет лучше... не знаю. Вот стану генералом, скажу. Хотя есть такая шутка: живу, как генеральский погон, без просвета. - А голубое что значит? - Авиация. - Вы летчик? - Угадали. - Летчик. Капитан. Мне крупно везет в жизни, если учесть, что я обожаю военных, особенно летчиков. - Билетики попрошу, - вошел в купе проводник. Он присел рядом с Лосиным, разложил на коленях черную сумку с пронумерованными кармашками. Оказалось, что Лосину ехать почти до конца, а Евгении выходить на остановку раньше. - Чай пить будете? - спросил проводник, равнодушнооценивающе глянув на Евгению и Лосина. - А есть в поезде ресторан? - спросила она. - Я ужасно проголодалась. Почему-то в дороге всегда есть хочется. - Между седьмым и восьмым вагонами.