Юрий Уральский - Поиск-90: Приключения. Фантастика

— Вот, вот, — оживился врач, — совершенно верное решение. Прямо сейчас и пойди к директору. Густав Янович — мужик добрый. А хочешь, я ему позвоню, сообщу, что восходящее светило его института нуждается в покое.

— Ты откуда нашего директора знаешь? — удивился Глеб.

— Не велик секрет. Мы с ним на корте мячи гоняем. Так позвонить?

— Не надо. Сам разберусь, — и Глеб вышел из кабинета.

Директор института неожиданно легко дал согласие.

— Куда ехать решили? — спросил он, подписывая заявление.

— Не знаю. Врач посоветовал к морю.

— Неплохая мысль, — Густав Янович улыбнулся. — Поезжайте к нам на Балтику. Хотите, адрес дам. Родственники. С радостью примут.

— Я подумаю, спасибо, — Глеб внезапно ощутил частые уколы в затылке. Он потер голову. — Вы позволите мне сейчас пойти домой? Я себя не очень хорошо чувствую.

— Конечно, конечно, — голос директора стал тревожным. — Вас отвезет Николай. Он как раз свободен и сидит в приемной. Скажите: я разрешил.

В машине Глебу стало совсем невмоготу. Тело покрылось липким холодным потом, откуда-то из глубины выплыл и заполнил голову низкий, басовый шум. Приближался приступ. Глеб едва успел подняться к себе в квартиру. Там он, не раздеваясь, бросился на диван и закрыл глаза.

…Огромное море плескалось перед ним. Оно было фиолетовое у берегов, а дальше становилось бархатно-черным. Волны мерно били в золотистые панели набережной, обдавая их фонтанами брызг. Из-за горизонта, рассеченное резкими контурами облаков, вставало голубое солнце.

Глеб испытывал странное ощущение раздвоенности. Руки его касались толстых ниток вязаного пледа, покрывавшего диван, затылком он чувствовал мягкий прогиб подушки, и вместе с тем видны ему были и море, и город, террасами спускающийся к берегу. Город с домами непривычной расцветки и формы.

Видение изменилось.

В черном пространстве кружились разноцветные спирали, странные геометрические фигуры. Зажигались и гасли искры звезд. Возник голос. Ровный, без интонации, точно неживой. Он нашептывал что-то ускользающее, непонятное…

Потом наступило забытье.

Было тихо и сумеречно. Слабо ныла затекшая рука. Отдыхая после приступа, Глеб лежал неподвижно, не раскрывая глаз. На Балтике сейчас хорошо, думал он. Буду валяться на пляже, а надоест — поеду собирать янтарь. Глеб представил себе, как идет вдоль кромки пенистого прибоя, иногда забредая в прохладную воду, наклоняется и находит янтарь. Он ощутил его у себя на ладони — прозрачный желтоватый кусок окаменевшей смолы с древней мухой посредине. Нет, не мухой, стрекозой. Большой зеленой стрекозой с черными глазами-нашлепками. Глебу удивительно захотелось найти такой камень. Он даже приподнялся и сел. Онемевшая рука безвольно упала на колено, и с раскрытой ладони что-то скатилось на пол.

Морщась от боли, Глеб нагнулся и пошарил внизу здоровой рукой. Но прежде, чем он поднес к глазам находку, его коснулось новое, неизвестное чувство. И почти без удивления посмотрел Глеб на зеленую стрекозу, пялившую на него глаза сквозь желтое марево янтаря.

Удивление пришло потом…

Глеб лежал на диване, а камень — на краю стола. Пепельница была забита окурками, сигарет больше не оставалось ни одной. Он потянулся к столу и взял янтарь в руку. На память пришел рассказ Уэллса о человеке, умевшем творить чудеса. У того все началось с керосиновой лампы.

«Чушь какая-то», — подумал Глеб и встал. Строго посмотрел на стрекозу. Таращится, проклятая… А что, если попробовать еще раз? Получится или нет? Только зачем мне янтарь? Сигарету бы…

Глеб представил себе сигарету, ее вкус. Он знал точно, какая ему нужна — «Золотое руно» московской фабрики «Ява». В последнее мгновение он вспомнил, что спичек тоже нет, и представил сигарету горящей.

Потом он протянул в пустоту руку, в глубине сознания надеясь, что все это обман и ничего не получится…

Что-то мягкое уперлось в его сжатые губы, а затем упало на пол. Горящая сигарета обожгла бы ладонь, подумал Глеб, нагибаясь. Об этом я не вспомнил вовремя.

Он затянулся так глубоко, что поперхнулся дымом.

Я не вспомнил, а кто вспомнил? Кто решил за меня, что вложить горящую сигарету в руку — больно? Что ей полагается быть зажатой в губах? Глеб хмыкнул. История удивительно напоминала сказку об аленьком цветочке. Только и отличия, что я не красная девица Настенька, да и чудовища что-то не видно. За диван оно спрятаться не может — места мало. Глеб потер лоб. Глупости все это. Сказка… Тогда что же с ним? Сигарета имела тот самый привкус, который ему нравился. Она догорела почти до конца, и вдруг, еще до того как Глеб осознал, чего он хочет, выскользнула из руки и, подлетев к столу, плавно опустилась в пепельницу.

Значит, я могу и это, подумал Глеб. Ему стало душно, и он сглотнул заполнившую рот слюну. Что же я еще могу? Он оглянулся по сторонам… По комнате скользил сизый дым от сигареты. Стоило подышать свежим воздухом… А что, если перебросить свое тело куда-нибудь? Оказаться сейчас… ну, хотя бы в парке.

Глеб зажмурился в ожидании… раздался высокий пронзительный звук, он ощутил вокруг себя быстрое движение и открыл глаза.

Невидимые в темноте ночного неба, шумели кроны деревьев, на скамейке, едва освещенной далеким фонарем, о чем-то шепталась парочка молодых людей, в стороне на танцплощадке играла музыка.

Глеб медленно побрел прочь.

Открывая дверь квартиры, он услышал телефонный звонок и успел схватить трубку.

— Слушаю…

— Простите, что так поздно беспокою, — узнал он голос директора института. — Мне сообщили, что у вас находятся материалы с расчетами для статьи Тихонова. Я попросил бы вас занести их в институт перед отъездом.

— Конечно, Густав Янович, обязательно занесу, — сказал Глеб.

Подойдя к столу, он вытащил из ящика пачку листов с расчетами и просмотрел их. А все-таки неплохая работа, в который раз похвалил он себя. И тут заметил ошибку… Он еще раз прочел написанное. Формула была выведена неверно, потому что по теории угнетенного поля… Какой теории? О чем я говорю? Я же ничего подобного не знаю!

Но со всей отчетливостью Глеб понял уже, что знает ее.

— Теория угнетенного поля, — проговорил он вслух, как на лекции перед студентами, — была открыта в 735 году 204 цикла двумя учеными: Конаргетом и Урмаланом. Через 85 лет дополнена и развита Туском. Все трое удостоены высшей награды народа — скульптурных портретов в Пантеоне Бессмертных…

Что-то случилось с сознанием. Глеб говорил слова, не понятные ему, но они тут же становились понятны. Точно стиралась грязь со стекла и явственным становилось ранее скрытое.

Глеб вспомнил лица трех ученых с непривычными именами. Он закрыл глаза и увидел Пантеон Бессмертных. Наконец он взял лист бумаги и одним росчерком пера написал формулу, учитывающую теорию угнетенного поля.