Виталий Закруткин - Лицо со шрамом

Он снова зашагал по комнате, тяжелый, длиннорукий, и маузер в потертой колодке болтался в такт его неуклюжим шагам.

— Все, товарищ гвардии генерал-майор, — сказал Андрей.

Генерал подошел к Андрею, обнял его и поцеловал.

— Спасибо за службу. Разведчики твои — молодцы. Иди, отдыхай.

...Предприняв наступление, немцы не подозревали, что их планы известны русскому командованию. А между тем казачий генерал скрытно подтянул на фланги два полка, сосредоточил на участке предстоящего боя много пушек и «катюш». Так образовался огромный мешок, куда полк «Дейчланд» залез с головой.

Бой продолжался двое суток. Над степью грохотала канонада, дымился сожженный ковыль и, казалось, от огня и грохота раскалывается небо. Два казачьих полка, стоящие на флангах, ночью отрезали немцам пути отхода и атаковали противника в конном строю. Летели по кукурузе казачьи кони, в дыму и в пламени сверкали клинки, и слыша страшный гик всадников, немцы дрожали от страха. Две тысячи немцев изрубили в тот день казаки, тысячу взяли в плен, и только немногим удалось уйти.

Когда свечерело, бой утих. Кое-где в степи еще горели подбитые немецкие танки, взрывались мины; еще можно было видеть, как мечутся по курганам ошалелые кони, и слышны были стоны раненых; но уже остывала горячая, затоптанная земля, и с лиловыми вечерними облаками на землю нисходила тишина.

— Вот, — сказал Андрей своим разведчикам, — это дело наших рук. Глядите и запоминайте. А если бы мы не разгадали мысли врага, туго бы казакам пришлось. Победу решает разведка.

Тут Андрей, конечно, был не совсем прав, но то, что он считал разведку самым важным делом, было его искренним убеждением.

...Однако, лихая расправа казаков с полком «Дейчланд» стала в дальнейших событиях только героическим эпизодом. Наступили горячие летние дни 1942 года; крупная группировка немецких войск, поддержанная бронетанковой армией Клейста и отборным авиакорпусом Рихтгофена, начала наступление на Южном фронте.

В бессонных ночах, в беспрерывных ночных поисках, в опасных кавалерийских засадах, в маршах отступающих полков, в том стремительном водовороте людей и событий, когда огромные массы пришли в движение и за этим движением трудно было наблюдать, — Андрей забыл капитана Герда Вертера и весь отдался одному: быть в курсе больших операций, не спускать глаз с противника, разгадывать его планы, предупреждать замыслы.

За эти дни Андрей осунулся и побледнел. Лицо его почти всегда было покрыто пылью, глаза покраснели от бессонницы, нос заострился. Он по суткам не слезал с коня, почти ничего не ел, редко отдыхал. И к разведчикам своим относился еще строже, суровее. Отправляя их в наблюдение, он устало и тихо ронял:

— Смотрите мне. Доносить только то, что видели. Брехня для разведчика — смерть. Выдумки мне не надо.

И разведчики знали, что Андрей не шутит.

Разведка в дни отступления была трудным делом: за противником нужно было наблюдать каждую секунду. Андрей высылал лазутчиков во все стороны, и то, что другим казалось неясным, путаным, он читал как по книге.

Однажды — это было под Армавиром, где немцы несколько раз высаживали воздушные десанты — Андрей решил произвести крупную разведку: пройти в тыл к противнику и захватить нескольких «языков» — офицеров.

Он собрал всех своих разведчиков, объяснил задачу и приказал быть готовыми к ночи. Ровно в полночь кавалерийский разъезд в тридцать человек под командой Андрея вышел из хутора в степь. Разведчики продвигались неслышно: конские копыта были туго обмотаны тряпками, амуниция пригнана так, что не стукнет, не звякнет.

Миновав занятое немцами село, разъезд выбрался на грейдер, пересек его и углубился в степь. Через час Андрей вернул отряд к грейдеру, спешил людей, коноводов отправил в овраг, а сам с двадцатью человеками залег в низком кустарнике на обочине дороги.

— Замрите, — сказал он разведчикам, — стрелять только по моему сигналу сразу из всех ручных пулеметов и автоматов.

Рассветало. Над степью потянуло утренним холодком, травы покрылись росой, защебетали птицы. Прижавшись щекой к земле, Андрей смотрел, как тают звезды, как на востоке загорается золотая заря. Вот взмыл кверху первый жаворонок и, купаясь в солнечных лучах, зазвенел стеклянным колокольчиком.

Андрей слушал. Издали доносился ровный и глухой гул повозок, — должно быть двигался вражеский обоз. Но вот в однообразное постукивание колес вплелся резкий, прерывистый металлический грохот — это шла артиллерия. Привычное ухо Андрея чутко улавливало все звуки, и он живо представил себе, как по этой древней казачьей степи, где растет ковыль и поют жаворонки, сейчас идут торжествующие враги. Горячая ярость, обида и ненависть захлестнули его. Но тут он с радостью подумал о том, что кто-то из немцев сегодня умрет от его руки.

В бинокль Андрею был виден далекий холм, по которому петляла светлая полоса грейдера. Оттуда шли грузовики. Обдав приникших к земле разведчиков бензиновым перегаром и пылью, грузовики промчались по дороге. Но вот Андрей увидел приближающийся автобус, а за ним две легковых машины.

— Приготовиться, — сказал он разведчикам, — это штабной автобус, в нем ездят офицеры.

Автобус подходил все ближе, и в тот самый миг, когда он поравнялся с канавой, где лежали разведчики, черный «Мерседес», до этого шедший сзади, вырвался вперед. Андрей в течение секунды успел разглядеть сухой профиль Вертера и обрюзглое лицо старого офицера. Но думать о Вертере было поздно — Андрей выстрелил из браунинга в шоферскую кабину автобуса; сразу же затрещали пулеметные очереди слева и справа. В автобусе брызнули стекла, он пробежал еще метров десять, накренился, уткнулся в кювет и остановился. Вторая машина, круто свернув в сторону, бешено понеслась по степи.

Разведчики бросились вперед. Из автобуса захлопали выстрелы. Бежавший впереди молодой казак Беляков охнул и, схватившись за грудь, упал на дороге.

— Бей гадов! — закричал Андрей.

Казаки подскочили к автобусу и в яростном ослеплении перевернули его, столкнув в канаву. Выстрелы затихли. Из автобуса выползли четыре офицера. Морщась от боли, они угрюмо подняли руки.

— Обыскать машину! — приказал Андрей.

Разведчики вытащили из автобуса трупы семи офицеров, портфели и сумки с картами.

— По коням! — скомандовал Андрей.

Он сам поднял мертвого Белякова, перекинул его через седло, и, пришпорив своего вороного Орлика, помчался в степь. Следом за ним скакали разведчики. Первые четыре везли с сбой пленных...

Белякова хоронили вечером. На высоком берегу Кубани разведчики выкопали могилу и бережно опустили завернутое в палатку тело товарища. А на могильном холме положили дикий камень и ветку калины.