Миклош Сабо - Команда Альфа

В самом деле, он тут же принял свои таблетки. Значит, он мне не доверял.

«Что ж, каждый судит по себе», — сделал я вывод и мысленно похвалил себя за то, что принял актедрон. С полчаса боролся я со сном, затем стал бодрым, совсем бодрым. На меня садились комары и крупные ночные бабочки, но я заставлял себя лежать неподвижно.

Так прошло около часа.

Потом припустил дождь. Крупные капли застучали по одежде, по телу. Я терпел, не шевелился. Я чувствовал, более того, знал: что-то должно произойти. Хорст не из тех, кто легко смиряется.

«Но какая все-таки сила движет этим человеком? — думал я. — Долг? Солдатская честь? Возможно. Но разве может честный солдат покинуть раненого товарища?»

Тот же вопрос я задавал себе и в иной формулировке: «Можно ли назвать честным солдата, который бросает своего товарища в беде?»

«Но ведь мы солдаты особой части. Со специальной подготовкой и заданиями. И в интересах выполнения…»

«А с другой стороны, я и сам из такой части, и все же не мог бы… Нет, ничего-то я не понимаю…»

«Ты человек иной породы! — нашептывал мне голос. — Мягкой породы, ты им не ровня! Они безжалостны. Тот же Рикардо, будь он на твоем месте, бросил бы тебя не задумываясь на произвол судьбы…»

«Быть может, Хорст все же прав? Рикардо тоже говорил что-то в этом роде после гибели Вилли. Мы тогда, затаив дыхание, сидели в чаще и… как же это он сказал?»

Передо мной встала, как живая, вся картина. И в ушах зазвучали слова, сказанные Рикардо: «Если ценою жизни одного солдата остальные могут выполнить свой долг, то… стоит…»

«Да, он сказал именно так!»

«Значит, все они таковы. Кто лишний, тот пусть погибает! Главное — цель, остальное не в счет… Здорово они выдрессировали своих солдат спецвойск!»

«А вот и нет! Я никогда в жизни так не поступлю. Ни при каких обстоятельствах!»

Шум дождя заглушал все остальные звуки. И вдруг я услыхал, что Хорст зашевелился. Я напряг мышцы, готовясь к прыжку.

Немец медленно, осторожно встал на колени. Он пополз не ко мне, а в ту сторону, откуда слышались стоны Рикардо.

В первую минуту я даже почувствовал некоторую долю благодарности к нему, что он не меня собрался прикончить.

«Да и понятно, — тут же подсказала мне мысль, — в тебе он еще нуждается. Что он сделает один?»

«Значит… он хочет поставить меня перед свершившимся фактом. К тому времени как я проснусь, Рикардо будет уже мертв. Покончил с собой, — пояснит Хорст. Быть может, к своим словам он приплетет сказку о том, будто Рикардо слыхал наш вчерашний спор. Он, то есть Хорст, виновен лишь в том, что завел этот разговор. Поди докажи обратное».

«Не сцепишься же ты с ним, Фери, из-за одного подозрения?! Надо его уличить».

Непрерывный шум дождя помогал не только ему, но и мне.

Я осторожно встал на четвереньки, так, как это делают бегуны перед стартом.

Хорст тем временем уже добрался до больного. Его рука поднялась, когда… Когда я схватил ее…

Он завопил от боли. Этот дикий и в то же время жалобный вопль вполне мог принадлежать и медведю, и волку…

Нож он выронил, но сдаваться не думал. Он схватил меня за запястье. Сжал его с нечеловеческой силой. Пожалуй, только отчаяние может придать такую силу!

Мы оба тяжело дышали. Катаясь и кувыркаясь, поочередно беря верх, мы били, кусали, лягали друг друга.

Борьба шла не на жизнь, а на смерть.

В кулаке я сжимал нож, а Хорст выкручивал, ломал мне руку.

Он хотел отнять у меня нож. А я теперь был уже не прочь сам ударить им. Ударить насмерть! Убить! Покончить с этим взбесившимся зловредным хищником.

Легкие мои работали с шумом, как мехи, со лба стекали едкие капли пота.

Наконец я почувствовал, что он стал сдавать. И тут одним резким рывком я высвободил свою руку.

Я ударил. Раз, другой, третий. Так, как этому учили меня еще в Форт-Брагге. Меня и его тоже.

Он еще хрипел, когда я поднялся. Я был слишком обессилен, чтобы бить точно.

Только теперь я вспомнил про Рикардо. Он издавал глухие клокочущие звуки, будто силился сказать что-то.

Я считал, что он лежит без памяти, но любопытство заставило меня подойти к нему.

Несмотря на тусклый ночной свет, лицо его можно было разглядеть: он смотрел на меня расширенными глазами. Потом веки его опять опустились, он снова впал в забытье.

Тыльной стороной руки я стер пот со своего лица.

«Как же мне теперь быть? Что он видел?»

В ту минуту для меня этот вопрос был важней всего на свете. Если мы доберемся до дому, — а мы доберемся, так как я уже принял твердое решение с зари начать подтаскивать Рикардо к морю, — то он может меня выдать.

«Знает ли он, что я это сделал ради его спасения? А если нет? Если он увидал только конец драмы, когда я прикончил Хорста?.. Что теперь, и этого убить, что ли? В таком случае для чего понадобилась эта резня?»

Я склонился к Рикардо и погладил его лоб. Он был горячий, более того, раскаленный.

«Я спасу его. Это важнее того, что он скажет потом обо мне. Если, конечно, мы не погибнем оба. А там видно будет… только бы спастись!»

Труп немца я ногой столкнул в болото. Остальное сделают крокодилы. Сам без сна провалялся до рассвета.

Прежде чем идти, я разгрузил свой багаж, оставив лишь самое необходимое. Пришлось расстаться даже с нужными предметами.

Я взвалил себе на спину находящегося в беспамятстве Рикардо, привязал его и поплелся к югу.

С этого места до моря — как позднее я установил — было пятнадцать миль.

Пятнадцать миль — сорок часов!

Болото, пиявки, удушливые испарения. В придачу хлещущий дождь.

Я тащил на спине человека. Человека без памяти, с отяжелевшим телом, человека, невыразимо тяжелого для меня — измученного и обессиленного.

Подошвы у меня распухли, нестерпимо болели — этой напастью наградило меня болото.

«Боже ты мой. Что за дорога… Окончится ли она когда-нибудь?»

Сколько раз я готов был уже перерезать веревки, связывавшие меня с Рикардо, и дать упасть ему в трясину или оставить его на одном из островков.

И не мог. Ведь из-за него я убил Хорста.

Когда передо мной наконец блеснули синие воды Карибского моря, я решил, что это видение, мираж или попросту бред моей воспаленной фантазии. Но тут я услыхал — о счастье! — услыхал плеск бьющихся о берег волн.

— Не может быть! Не может быть! — бормотал я, чувствуя, как по моему лицу обильно катятся слезы, теряясь в густой бороде.

— Рикардо! Слышишь? Рикардо! Мы спасены!

Я тряс несчастного, заставляя его вернуться к жизни.

Он приоткрыл глаза. Они были мутны. Он даже буркнул что-то бессмысленное.

Почувствовав вдруг прилив сил, словно после отдыха, я надул резиновую лодку, которую чудом дотащил до моря.

Карибское море отнеслось к нам благосклонно, более того — дружелюбно. Оно попросту спрятало нас в лабиринтах бесчисленных островков.