Антон Жуков - Искатель. 2013. Выпуск №1

Едем дальше. Чтобы начались такие судороги — русалка должна пробыть на суше минимум неделю. С чего? Заблудилась? Да она во сне или обколотая наркотой по уши — все равно дорогу домой найдет! Вывод: скорее всего, что-то мешало ей вернуться. Что?

И еще: при нехватке кальция в первую очередь сводит икры, начинаются судороги ног. В нашем случае все немного не так. Плюс гиперсаливация, излишняя агрессивность… соображай, Турбин.

А тем временем русалку запихивают в бочку.

Она приходит в себя и издает дикий крик, который обрывается и переходит в сипение. Из последних сил водяница отбивается от схвативших ее людей, царапает им лица…

— Дрянь какая! — не выдерживает Дуремар. — Мы же тебе добра хотим…

Пол залит водой. Творится черт-те что. Испуганный поэт продолжает стоять на одной ноге.

— Идиоты! — ору я. — Отпустите ее! Не видите: она же боится воды и света!

— И чего? — поворачивается ко мне бармен. — Что с ней, по-твоему?

— Это бешенство.

В «Песочных человечках» после слова «бешенство» у оцарапанных посетителей началась паника. Прививочному кабинету теперь прибавится работы. Первым, конечно, заголосил курсант. На щиколотке русалки нашли укус. Сломали ногу, пока искали, — кости и зубы уже начали крошиться. Ее тело разрушалось буквально на глазах. Известно, что русалки любят бывать на кладбищах, ночевать в склепах и прибиваться к различным неформальным сборищам: «Детям ночи» и прочему бреду. Может, и напоролась на какую-нибудь крысу. Вызвали специализированную бригаду, которая спеленала водяницу и погрузила в карету. Никаких иллюзий по поводу ее состояния я не испытывал: в ближайшие часы начнется третья стадия рабиеса, которая сопровождается параличами. Она перестанет дышать. Есть, конечно, экспериментальные методы лечения: ввести в искусственную кому, отключить на время мозг опиоидами, подавить судорожную активность и влить противовирусные в надежде на выработку антител — я читал об этом статью в «Лекарском вестнике». С человеком, может быть, и попробовали бы, но не с гибридом. Кому это надо?

Таксист в дредлоках назвался Олли. В салоне ненавязчиво играет регги, на приборной доске лежит трубка для курения гашиша — полгода назад наконец приняли закон о легализации легких наркотиков. Главное, за рулем не курить. Я не вижу ничего плохого, например, в марихуане, вреда от нее уж всяко не больше, чем в ежевечерней упаковке пива под дальновизорский треп. Все дело в количестве.

Я смотрю в окно. Фонари зажглись, синие языки пламени танцуют под квадратными стеклянными колпаками. Одни и те же вывески. Аптеки и рестораны японского питания. Паромобиль мчится по Воздухоплавательной улице. Я живу у станции «Волкова деревня», в прошлом веке на этой территории была колония вервольфов — отсюда и название.

Олли убавляет музыку. Ему охота поболтать.

— Лихо сегодня было в «Человечках», да, брат?

Иностранные туристы, бывает, выказывают резкое недовольство обращением наших таксистов, считают это нарушением личной дистанции и все в таком духе. Им приходится объяснять, что это традиция: шофер, решив затеять беседу, обязательно добавляет «брат». Если тебе интересна тема, ты возвращаешь обращение. А если нет — значит, нет. И всем все понятно.

— Извини, я немного устал.

Олли понимающе кивает и прибавляет музыку обратно. Кажется, он не обиделся. Он чуть раскачивается под ритм, напевая себе под нос. В институте я тоже играл в группе. Когда я последний раз держал в руках контрабас? Что стало с мечтой о статусе рок-звезды? Мы не замечаем, как быстро меняемся. Наверное, где-то в памяти остается отпечаток твоих стертых личностей, реальные костюмы в воображаемом шкафу.

Я снова думаю об этой русалке. Интересно, а после смерти она обернется? Почему это меня волнует… думал бы я о ней, окажись она не такой красивой?

Вот и знакомые улицы. Я попросил высадить меня за два квартала от дома — захотелось прогуляться перед сном.

— Спасибо, брат, — говорю я, протягивая таксисту обещанную сумму. — Доброй ночи.

Олли качает головой.

— Не надо денег. Если бы ты не догадался — ее бы просто в итоге выбросили в канал. Другие люди тоже могли пострадать. Олли все видел.

— Спасибо, — повторяю я.

— У тебя прямо какое-то чутье на гибридов.

— Мой прадедушка был сатиром, — говорю я. — Все из-за этого. Впрочем, о сатирах ты знаешь не понаслышке.

— А как ты понял? — хохочет Олли.

— По твоим ортопедическим ботинкам.

Олли с вежливой улыбкой протягивает визитку:

— Звони, если что. Тебе всегда скидка у меня будет. Ночью я никогда не сплю.

— Спасибо, — в третий раз отвечаю я.

— Спокойной ночи, лекарь.

Просигналив на прощание, Олли уезжает.

Побродив недолго по парку, забираюсь на качели у дома, где снимаю жилье. Вынимаю из кармана джинов брегет, вместе с солидным отцовским гардеробом — все наследство, щелкаю крышкой. Часы показывают пять минут второго. Я поднимаю голову: ночь выдалась звездная. Качели слегка поскрипывают. Во дворе темно (у нас тут фонари не работают) и тихо. Потом где-то завыли собаки.

Чутье, говоришь? Ну, хоть с этим я разобрался.

И как-то сразу стало понятно, что еще одно лето подходит к концу.

Здание Института физиологии антропоморфных существ находится по адресу: Восьмеричная улица, дом 2. В холле института под противоударным стеклом лежит главный научный труд, с которого начались исследования в данной области, своего рода талисман направления. Он называется «Физиолог» и представляет собой сборник научных статей по гибридам; первые попытки составить его предпринимались еще в III веке нашей эры. Эту книгу не единожды теряли, сжигали как еретическую и принимались писать вновь, восстанавливая сведения по крупицам. Книга живая, в том смысле что информация постоянно обновляется, к труду подшиваются все новые листы — и, когда-то тонкая, брошюра раздалась до неподъемного манускрипта. В Европе «Физиолог» проходит под названием «Бестиарий». Как мне объяснили, научный труд планируется издать на нейроносителях: бумага уходит в прошлое, да и моддинг через гиросеть проводить сподручнее. Издавать будут собственными силами. Помощи ждать неоткуда.

Корпуса института выглядят обветшалыми (кроме того, где сидит ректор), финансирование только из государственного бюджета, а наше правительство, как известно, отнюдь не стремится вкладывать средства в развитие науки. Если только наука не пашет над созданием нового оружия. Среди ученых во все времена было немало вольнодумцев. А тех, кто способен мало-мальски соображать, гораздо труднее поставить в строй и заставить кричать «ура!» в ответ на откровенно идиотское требование. Нашему президенту приятна нация, состоящая в большинстве своем из исполнительных дебилов, ими легче управлять.