Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3

— Можно, как видишь. Не против перейти на «ты»?

— Что? A-а… да… давай перейдем. — У меня появилось ощущение вязкости, как бывает во сне, когда пытаешься что-то сделать, но получается очень тяжело и медленно. Я словно погружался куда-то в глубь себя, проваливался, хотел что-то вспомнить, но не мог. Реальность начала уплывать.

Резкий запах шибанул в нос, мгновенно приведя меня в чувство.

— Эй-эй! Не раскисай! У нас не так много времени, — сказала Марина, выкидывая в урну пропитанный нашатырем тампон. — Я понимаю, тебе нелегко, но соберись! Нам надо многое обсудить И Выработать план действий.

— План действий?

— Федора можно восстановить. — Заметив в моих глазах недоверие, она быстро заговорила, не давая мне и рта раскрыть: — Просто послушай! Я — профи, и знаю, что говорю. Удаление — Новая технология, и суть ее в том, что субличность не стирается в Никуда, как ты думаешь, а переводится на специальный мемкристалл. Я изучала эти разработки, поверь! И знаю, как их используют, хотя эти данные, — она ткнула в экран, — не афишируют, и в открытом доступе их не найдешь.

— Как же тогда ты это обнаружила?

— Я как психолог должна иметь полную информацию о пациенте, поэтому могу обратиться к этой базе. Хотя, конечно, не имею права показывать эти данные тебе. Я сейчас нарушаю закон. Но куда денешься, мы все вынуждены это делать.

— Мы?.. — Я обалдело таращился на психолога. Только сейчас до меня наконец дошло то, что я должен был понять сразу, как вошел в этот кабинет. — Ты хочешь сказать, что…

— Да, — она рассмеялась. — А иначе зачем бы я стала тебе помогать?

Святые кластеры! Мне явно удалили самую умную часть моей личности.

— И давно? — спросил я, не в силах сдержать улыбку, которая растянулась от уха до уха.

— Что «давно»? — Марина хохотнула. — Синтез или синтезаты?

— И то и другое. Хотя наверняка к синтезатам ты примкнула раньше, чем синтезнулась.

— Лучше говорить: соединилась. Недели три назад. А в группе я с самого начала. Правда, активисткой раньше не была, потому и избежала ареста.

— А теперь стала?

— А что делать, если стольких позабирали. — Марина резко погрустнела. — У меня друг был… активистом.

— Был? Он что… умер?

— Нет, физически нет, но…

— Отпрошили?

Она как-то непонятно качнула головой и сказала:

— Слушай, давай не будем сейчас это обсуждать, лучше поговорим о деле, а то время твоего визита кончается.

— Ладно, Марина, или… как мне теперь тебя называть?

— Да так же, как и я тебя, Кораблев. — Она пожала плечами. — По фамилии. Я — Орлова.

— Орлова… как-то грубовато выходит.

— Ничего, привыкнешь. А теперь о тебе. Федора можно загрузить снова, аппаратура есть здесь, в Цеве, — а где ж ей еще быть-то, верно? — Она усмехнулась.

— Верно! — неожиданно вырвалось у меня. — В левом крыле второго лабораторного корпуса!

— Да, там! — Она посмотрела на меня с интересом.

— Комната пятьсот первая, — уверенно сообщил я, наблюдая за ее реакцией.

— Откуда ты… подожди, ты что?! Вспомнил, где тебя вырезали?!!

— Только часть меня, к сожалению, — охладил я ее пыл. — Причем бессознательная. Это было мое тело, оно привело меня к этой комнате.

И я рассказал ей, как меня застукали у двери с номером 501.

— Это действительно память тела, — согласилась Орлова. — Вещь известная, но подсказать, где искать твой кристалл, она, увы, не способна. Здесь придется обратиться к разуму.

— Это бесполезно. Разум мой ни черта не помнит, да я и об удалении-то только сегодня узнал! — Тут мне в голову стукнула мысль, от которой похолодела спина. — А есть ли этот кристалл вообще? Вдруг его уничтожили?

— Нет, не уничтожили. И у меня есть соображения насчет того, где он может быть… У тебя когда ближайшие свободные часы?

Она стояла на мосту возле парапета. Ветер рвал концы завязанного на ее поясе шарфа и раскачивал желтый фонарик на ша почке, отчего вокруг Орловой плясали едва заметные тени, то касаясь ее длинных, стройных ног, то убегая по парапету, чтобы раствориться в общем освещении моста.

Я медленно приближался, с опаской оглядываясь по сторонам, хотя за те полтора часа, что провел в тени декоративной ко лонны на другой стороне моста, не заметил ничего подо зрительного. Из своего укрытия, где, накинув на себя темную пленку, маскировался под большой мешок с мусором, я видел, как к пустынному в эту ночную пору мосту подъехало такси, оттуда вышла Орлова, а машина тут же отчалила. Мост хорошо просматривался в обе стороны — ничего и никого подозрительного, Психолог была совершенно одна, но я все равно нервничал и не доверял ей. С позиции логики мое недоверие не имело смысла: если бы она меня заложила, то я был бы уже арестован, и все равно что-то заставляло меня быть предельно осторожным, что-то необъяснимое, таящееся, видно, на самом дне подсознания. К тому же могло быть и так, что за Орловой установлена слежка, а Она об этом и не догадывается.

Кроме того, меня тревожил тот осведомленный о моих суб-Личностях дед. После визита к психологу началась смена бойца Сереги, и это было кстати, потому что меня так и распирало расспросить старика о Федоре, ведь он наверняка был знаком с этим МОИМ субом, раз задал вопрос про десятого. Задал — значит, узнал? — думал я, прохаживаясь вдоль решетки и с нетерпением Ожидая, когда наступит время прогулки больных. Но когда двери Корпуса открылись и синтезнутые вышли во двор, деда среди них На было. Подождав минут десять, я спросил остальных, где тот ТОЩИЙ старик с белой бородкой, что в прошлый раз ко мне приставал, но никто мне не ответил. Пришлось постучать по решетке, привлекая внимание, только тогда три человека повернули головы в мою сторону. Я повторил свой вопрос, но ответа не получил. Они выглядели подавленными и вялыми, наверное, были после процедур. Какое-то время они тупо на меня смотрели, потом головы снова опустились, синтезнутые уперлись взглядами в землю и ни на что больше не реагировали.

До самого конца смены дед так и не появился, и теперь меня это сильно беспокоило. Может быть, его исчезновение и не было связано с тем, что я нашел ответ на его вопрос, но я в такие совпадения не верил…

Я шел к Орловой напряженный и злой и, несмотря на это, не мог не отметить, как идет ей этот короткий плащ, тонкие рейтузы и фонарик в виде золотой лилии. От порывов ветра концы легкого оранжевого шарфа то прижимались к ногам, то языками огня взметались вверх, словно хотели оградить свою хозяйку от моего пристально-хмурого взгляда.

— Привет! — Орлова склонила голову набок. — Ты такой мрачный, как будто пришел меня убить.

Я ожидал после этих слов улыбки, но ее не было.

— Привет, — ответил я, подходя к ней вплотную. — Нет, я пришел не за этим. А ты? — Мое лицо тоже оставалось серьезным.