Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3

«Хватит! — неожиданно вмешался в размышления Петра Ивановича Серега. — Какого фрика ты рассуждаешь о всякой ерунде, вместо того чтобы думать, что нам теперь делать?»

«Сам ты ерунда! — обиделся за детей Коленька. — На себя посмотри: топаешь, как на параде, расслабься! Вольно!» — Мальчишка хихикнул.

Серега перестал чеканить шаг, и вовремя: навстречу из-за поворота вышла буфетчица Люда. Если бы она увидела, как он ни с того ни с сего марширует строевым шагом, хохотала бы до упаду — смешливая деваха, жуть, точно привлекла бы к нему внимание.

«На нашем маркере боец, так что улыбайся!» — подсказал Коленька.

Серега послушно растянул губы, хотя сейчас его меньше всего ни свете волновали шуры-муры с буфетчицей. Люда улыбнулась в ответ, поправила локон и, крутанув пышным задом, прошла мимо, обдав нас агрессивным ароматом сладких духов.

«Так я же не просто так о детях подумал, — продолжал все ту же тему Петр Иванович. — Мне недавно любопытный доклад о детских субличностях у взрослых попался. Интересный материал, скажу я вам. Написал его профессор Гаврюхин».

«Кто это?» — мрачно поинтересовался Серега.

«Ученый, исследователь множественной личности, доклад довольно-таки давний, но он удивил меня смелостью суждений!»

«О!..» — выругался боец после неудачной попытки осмыслить научные высказывания Гаврюхина, которые он теперь, через общее сознание, мог видеть в памяти Петра.

«Аккуратней со словами; упрекнул Серегу учитель. — Здесь Коля».

«Фрикня, Петр Иванович, у вас самого в памяти тоже есть и это слово, и много других — еще похуже!» — со смехом доложил мальчик.

«Проклятье, да как же мы жить-то теперь будем!» — Учитель хотел схватиться за голову, но ничего не вышло — тело контролировал Серега.

«А чего… ого! а как это?» — ввинтилась в сознание новая для всех мысль, и сразу же Серега, Петр и Коленька напряглись, не давая вторгшемуся в их уже сладившийся кружок Игорьку захватить управление.

«Становится тесновато, однако!» — заявил Коленька, к удивлению всех оказавшийся не слабее мужчин и первым отстоявший свою функцию наблюдателя, отогнав рвущегося к власти Игорька.

«Ничего не понимаю, — ошарашенный Игорек перестал сопротивляться, повиснув в сознании бездеятельной тенью. — А вы все как тут?.. Чего не спите-то?!»

«Того! — буркнул Серега. — Сам разберешься, тебе не в новинку — в файлах ковыряться».

«Ого, вот это багота! Я ж натурально ваши памяти вижу! И программа переключения не работает! Ни фрика себе!»

«Наконец-то дошло!» — подытожил Коленька.

«Поздравляю!» — Серега хмыкнул.

Петр Иванович промолчал, продолжая вспоминать доклад Гаврюхина.

«…Сегодня я еще не могу назвать точную причину этого явления, но, исходя из статистики и основываясь на собранных мной материалах, напрашивается вывод, что детские субличности чаще всего сохраняются у лиц, склонных к интеграции. Корреляция прослеживается настолько четкая, что детсубы у взрослых можно считать одним из признаков вышеупомянутой склонности к синтезу, которую лично я считаю не расстройством, как подавляющее большинство моих коллег, а естественной вариацией человеческого сознания, я бы даже сказал, его новым эволюционным скачком…»

Что ж, из доклада профессора Гаврюхина следовало, что я всегда имел склонность к синтезу, раз у меня был Коленька. «Эволюционный скачок»… Мне что, от этого легче?

Кластеры на небесах! Почему это случилось со мной? У меня было девять субов, почти норма. До первого оптимального числа, естественного, как количество пальцев на руках или ногах, действительно не хватало одной личности, но что ж я мог поделать, так уж вышло.

«Где твой десятый?»

Зачем ненормальный старик задал этот вопрос? У меня ведь не было десятого суба, и в документах значилось всего девять имен, а на скуловом маркере — девять позиций. Ну да, у меня, конечно, возникало неприятное чувство, когда я вспоминал, что не дотягиваю даже до первой нормы, но откуда об этом мог узнать синтезнутый дед? И для чего он спрашивал — неужели просто издевался?! И как странно, что именно во время его вопроса и началось мое помешательство.

Когда я вчера добрался наконец до своей комнаты, в голове, скажу прямо, творилась такая адская жуть, что я мог только неподвижно лежать на полу (до кровати я не дополз, рухнул как подкошенный, едва дверь захлопнулась) и мысленно пререкаться с самим собой, бесконечно переключаясь с одного суба на другого. Если бы не этот синтезнутый старик, никто и не задумался бы, сколько нас вышло в сознание, и так было понятно, что все. Но, видимо, из-за его вопроса всем казалось, будто кого-то не хватает. Первым об этом заявил Коленька, а все остальные согласились. Дошло до того, что мы несколько раз посчитались — естественно, все время получалось девять, но от этого стойкое ощущение, что одного нет, только усилилось.

Я и сейчас чувствовал себя так, словно что-то потерял.

«…Расщепление позволяет людям избежать стрессов, увеличишь продолжительность жизни, и проявляет их способности к разным видам деятельности, как утверждает официальная нейропсихология, и я не спорю с этим. Как и с тем, что мы получаем возможность навести порядок в собственной жизни, когда каждая сторона нашего «я» с удовольствием трудится над своим делом, не мешав остальным. Вопрос только в том, развивается ли при этом к каждая из наших способностей в полной степени, выводится ли она ни максимум? С точки зрения продуктивности — безусловно, но это количественная характеристика, я же прошу вас взглянуть на результат с позиций качества…»

«С позиций качества…» Я зажмурился. Никто из нас не думал, что когда-нибудь так попадет. Точнее пропадет, потому что теперь мы мое — одна личность. С позиций качества — совершенно иное существо. Синтез произошел ночью, я проснулся другим, и это новое качество казалось сущим кошмаром.

— Закрыть! — бросил я инфокому и встал.

— Не выполнено, — сообщил ком. — Избранное Кораблева Петра Ивановича.

Чертов ящик снова не опознал голос, фрик его разукрась. А я уже и забыл, что открывал подборку вручную, подумал я, набирая цифры идентифа учителя. Неужели и внешность так заметно изменилась?

Я подошел к зеркалу и выставил на скуле «Петр». Не похож… ой не похож! Черты лица, конечно, остались прежними, но взгляд, мимика, общее выражение, нахмуренность — все стало другим, чем у Петра Ивановича, который учит детей основам математики.

Я всмотрелся в собственное лицо. А на вид — обычный парень тридцати четырех лет, и кто меня раньше не знал, вряд ли определит, что перед ним синтезнутый.

СИНТЕЗНУТЫЙ!

Ёрши-майорши, черт, черт, черт! Это ведь хуже блокушки… Там, по крайней мере, хоть сколько-то субов остается, не меньше трех, даже в самых тяжелых случаях. И они могут частично продолжать работать и жить, как раньше, пока не вылечатся от болезни. А потом, как правило, потерянные субы восстанавливаются, порой долго, иногда не все, но большая часть обязательно. Они ведь только блокированы, а не переплавлены во что-то новое, почти неизвестное… болезненное… раздутое и куцее одновременно.