Владимир Гусев - Искатель, 2013 № 11

А во сне… Во сне я умею летать, проходить сквозь стены, читать по губам и оставаться невидимым и неслышимым.

Ну что ж, посмотрим, что за сон мне в этом сне приснится.

Я встал, огляделся: В покоях увидел три жучка: у каждого был один тусклый глаз-чечевица. Жучки были в спячке — их отключили, ибо нельзя объять необъятное. В Замке, поди, были и более интересные объекты, нежели Иван Фокс. На всех же наблюдателей не напасешься. Плюс наблюдающие за наблюдателями.

Если честно, на жуков мне было плевать. К тому же наверняка все мои перемещения передают наручные часы. Это наяву.

Я вышел в коридор.

В фильмах, особенно старых, любят показывать камеры видеонаблюдения, поворачивающиеся, аки змеиные головы, вслед крадущемуся герою. Всё в прошлом. Нынешние видеожучки и в самом деле не крупнее клопика, потому легко маскируются. Другое дело — камеры демонстративного наблюдения, те да, остались заметными, но сверхширокоугольный объектив обеспечивает круговой обзор безо всяких движений электростража.

Но жуки меня не видели, хоть и работали. Если они мне снились, то я им определенно не снился.

Рядом с моим покоем другой, пустой, но он мне неинтересен.

Я несся по коридорам замка туда, откуда доносился еле слышный, а для дневного уха и вовсе не слышный шум прибоя. Шум или иллюзия шума, вроде той, которая бывает, если поднесешь к уху морскую раковину. Прибой? Или это кровь течет по артериям?

Наконец коридор закончился дверью. Но я умею проходить сквозь стены.

И я прошел рядышком с дверью. Сон сном, но я чувствовал мертвую структуру камня, и тьма на мгновение окутала меня: стена-то полутораметровой толщины, построенная в расчете не на осадные орудия времен хана Батыя, а на хорошую бомбу. Может быть, даже атомную, если та чуть собьется с пути или окажется слишком уж тактической.

Коридор продолжался и за стеною. И я полетел — касаться пола не хотелось. Летел вдоль ряда дверей, за которыми слышались отзвуки минувшего дня. Что мне звуки, когда где-то рядом бьет неумолчный прибой?

Поворот. Выбор — лифт или длинная лестница. Лифт я во сне не люблю, да и заставлять сниться лифт работающим — зряшная трата ментальной энергии. Поэтому я просто опустился на восемь пролетов — и каких пролетов — ниже уровня земли. И это был не последний уровень. Замок определенно напоминает айсберг. Если были башни, подпирающие небо, то были и шахты, ведущие в недра.

Но глубоко сегодня я опускаться не собирался.

Вокруг меня царили свет и чистота — как в операционной. Стены и потолок обложены кафелем, добротным немецким кафелем, который навеки и который скрепил отличный цемент, да и почему ему не быть отличным: отсюда не уворуешь и на сторону не продашь. Не в городе, чай, строили, и не халтурщики-однодневки. Тут срок десять лет за короткий шел.

У Гитлера в Альпах чайный домик был куда меньше, вдруг подумал я. И архитектор знал и помнил о том.

Еще одни двери, большие, раздвижные. Но раздвигать я их не стал. Просто пролетел сквозь тягучий металл.

Пролетел — и остановился.

Я очутился в зале. Не очень большом, не очень маленьком. В зале было пять стен — правильный пятиугольник, Пентагон. В центре зала — возвышение, сцена, подиум — как хочу, так и назову, мой сон. Возвышение повторяло очертаниями зал. И уже в центре возвышения висел темно-красный шар, который освещал пространство вокруг себя. Был он около метра в поперечнике, скорее, метр ноль пять — и дышал, то на сантиметр увеличиваясь, то уменьшаясь. И шум прибоя раздавался как раз от этого шара.

Я подошел к нему на шаг — летать расхотелось, вдруг шар притянет меня, притянет да и поглотит. Чушь, но разве во снах чушь — редкость?

Приглядевшись, я увидел на шаре темные пятна.

Я обошел его со всех сторон. Что это? Искусственная шаровая молния? Чувствовалось, что в нем много энергии. Красной энергии.

Красная ртуть, пришел на ум алхимический термин. Действительно, шар казался необычайно тяжелым. Казался — не точный термин, кто требует точности от сна?

Шаги я услышал еще до того, как раздвинулась дверь. Но прятаться не стал. Ведь сон, а не явь. Да хоть была бы и явь, прятаться некуда.

Итак, дверь распахнулась — и вошли Алексей Александрович Романов и физик, Петр Аркадьевич Юмашев. До сих пор не спят, однако, — в моем сне.

— Гармоника не просто устойчива, она стабильна, — сказал Юмашев.

— Насколько стабильна?

— С учетом последних наблюдений я думаю, что она просуществует столько, сколько просуществует прототип, в данном случае — Бетельгейзе. Возможно, миллион лет, менее вероятно — миллиард.

— Меня вполне устроит и более короткий срок — лет сто, даже тридцать — но наверное.

— Тридцать земных лет, вы имеете в виду, ваше императорское величество? Время относительно, время гармоник относительно вдвойне. Но уверен — вернее, теория, проверенная измерениями, доказывает: за тридцать лет можно ручаться. Даже за триста — при умелом обращении с ГэБэ.

— ГэБэ? А при чем здесь госбезопасность?

— Госбезопасность при чем везде и всегда, но в данном случае ГэБэ — это Гармоника Бетельгейзе.

— Ну, вы, физики, продолжаете шутить, не спорю. Только предупреждайте: сейчас вылетит шутка.

— Если предупреждать, то вылетит совсем не шутка, а так… что обычно вылетает.

Со стороны виделось, что и Романов, и Юмашев нервничают и пытаются не подать виду, что нервничают, стараясь остроумным разговором нервность сгладить, унять, усыпить.

— Но — просто ради интереса, что все-таки будет через пятьсот лет?

— Мы ведь обсуждали это, ваше императорское величество. Гармоника разрядится. Вся энергия вернется в зет-пространство. Или почти вся. Земля уцелеет, я уверен.

— И на чем основана ваша уверенность, дражайший Петр Аркадьевич?

— Одна из первых гармоник была создана профессором Якушевым в 1908 году. Она была малостабильна и разрядилась через неделю после создания. В историю она вошла как Тунгусское Диво.

— Да, аргумент успокаивающий.

— За сто лет мы научились многому. В частности, не создавать гармоник голубых звезд.

— Значит, наши эксперименты не поколебали стабильность модели?

— Нет. Изъятая энергия составила микроскопическую величину.

— Примерно такую, что породила Тунгусское Диво?

— По всем вариантам меньшую на порядки. Челябинск-то уцелел, разбитые окна — пустяк.

— Энергия времени?

— Все виды энергии. Изымать только временную составляющую — верный путь дестабилизировать гармонику.

— А куда уходит остальное?

— Отводим к самой массивной планете — Юпитеру.

— Почему не к Солнцу?

— Вдруг и Солнце станет нестабильным? Вероятность крайне низка, но зачем рисковать?

— А Юпитер, получается, не жалко?