Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 08

Это был пропавший Липкин!

Они встречались всего пять-шесть раз, но работали плотно по нескольку часов. Кроме того, Федор хорошо запомнил актера по видеокассетам, когда тот в кабинете Павленко изображал Шама…

Через минуту из дома вышли еще трое, вернее, двое мужчин волокли третьего, связанного по рукам и ногам.

И это было еще хуже!

Это был тот, кого Лобачев называл Слесарем. Кроме убийства телефониста Гены на нем висело много других ярких дел. И поэтому пленник упирался, вырывался и говорил что-то грубое и невнятное.

Лобачев уже несколько минут стоял в довольно глупой позе, не решаясь оторваться от щели в заборе.

Вот женщина и Артист сели на заднее сиденье. Вот мужчины запихнули брыкавшегося Слесаря в багажник «Волги». Вот один из мужчин, тот, что помоложе, направился к воротам.

Лобачев отпрянул от щели и бросился назад к своей машине. Он успел узнать этого парня! Он видел его на Якиманке, выходящим из дома, где была квартира Паука. Там, где случился их первый прокол.

Федор достал блокнот и дрожащей рукой записал номер проехавшей мимо «Волги».

Сопровождать их не имело смысла.

Вернее, был смысл, но опасность была еще больше. В «Волге», очевидно, сидели тоже не лопухи. Федор вдруг вспомнил фразу из какого-то фильма: «Приятно иметь дело с профессионалами».

Да, ничего не скажешь. Очень приятно!

Лобачев видел, что парень с Якиманки запер калитку ключом. Скорее всего, дача пуста. Но там можно нарваться на что угодно: от засады до автоматической фотокамеры.

Очень важно предупредить Панина. Из всего, что знает Галаева, самое главное — это адрес офиса.

Она, должно быть, уже его выложила. И адрес, и фамилии!

А это значит, что уже сейчас в Москве могут установить его домашний адрес, определить номера телефонов, выяснить номер машины.

Это значит, что уже сейчас могли взять Панина.

Лобачев резким движением вынул сотовый телефон. Как удачно, что они успели с Паниным договориться об условных сигналах провала. Володя не должен был забыть.

Сигнал тревоги элементарен. Очень простое русское слово: «голубчик». В любой разговор вставить можно.

Федор вытащил сотовый телефон и начал набирать знакомый номер.

— Вы не волнуйтесь, Владимир Викторович. Нам просто немного надо поговорить, выяснить кое-что, — спокойно, но твердо уговаривал Рогов. — Вы сами ничего не хотите сообщить?

— О чем?! — картинно развел руками Панин.

— Ну, значит, не хотите. А жаль, — покачал головой Рогов. — Очень жаль.

— А ордер у вас есть?

— Пока нет. Но ведь мы обыск у вас пока не проводим. И не арестовали вас. А так, задержали до выяснения. Скоро все выяснится. Скоро сюда привезут вашу сотрудницу Раису Галаеву. И еще известного вам артиста, гражданина Липкина. И еще одного человека! Фамилии его мы пока не знаем, но улики говорят, что он убийца. Вы опять ничего не хотите нам сказать?

Панин молчал.

Он оцепенел. Это был нокаут!

Очевидно, им все известно. Или станет все известно в ближайшие часы. Кто этот третий, кого они привезут? Кто это? Лобачев или Слесарь? Правда, один другого не лучше.

Нет, не Лобачев! Галаева назвала бы его фамилию. Это Слесарь, он ее сегодня охранял.

Панин понял, что надо быстро вспомнить, что они с Лобачевым обсуждали для такого поворота дел. Так, Федор установил сигнал опасности. Какое-то ласковое слово, птичка такая. Да, «голубчик»!

Теперь то, о чем нельзя говорить ни при каких условиях. Это венгерские квартиры, счета в банках, последний эпизод с Елагиной и дело телефониста Гены.

Судорожные размышления Панина прервал телефонный звонок. Рогов встрепенулся и сделал предупредительный жест.

— Включить громкую связь. Вам, Панин, говорить спокойно и без лишней информации. Сами понимаете. Не делайте себе хуже.

Панин нажал кнопку, и в комнате раздался взволнованный голос Лобачева:

— Что так долго, Володя? Ты один?

— Один. Все в порядке, голубчик. Ты где?

Пауза была необъяснимо длинной. Лобачев переваривал «голубчика».

— Я в городе, Володя. Дела кое-какие завершаю. Буду у тебя через три-четыре часа. Ты обязательно жди меня в офисе и веди себя хорошо. Привет.

Лобачев резко прервал разговор.

Панин вопросительно посмотрел на Рогова, тот улыбнулся и произнес одобрительно:

— Все правильно, Владимир Викторович. А кто же это был?

— Лобачев это был. Заместитель мой. Он честный, из бывших сотрудников ФСБ.

— Лобачев Федор Дмитриевич? Он очень нам нужен, гражданин Панин, — с расстановкой произнес Рогов.

— Да, Федор Дмитриевич. Мы тут с ним решили все закрыть. Бизнес наш, понимаете, не пошел, — лепетал Панин робко и услужливо. — Лобачев приедет. Через три-четыре часа приедет. Вы же слышали.

— Будем ждать. А пока расскажите, что в этих чемоданах.

Илья Ермолов несколько раз с видом очарованного провинциала обошел памятник Пушкину и, пройдя к кинотеатру, устроился на лавочке напротив Дроздова.

Он знал, что трое из группы захвата находятся где-то рядом. Ему сообщили, что они будут «не далее чем в четырех секундах бега, после сигнала».

Сигнал должен был подать Дроздов в момент передачи денег.

Он вел себя нервозно, напряженно вглядывался в лица прохожих, суетливо прижимал к себе небольшую черную сумку.

Каждые две-три минуты Дроздов вскакивал, делал несколько судорожных шагов вперед и удрученно возвращался на свою скамейку.

Илья отметил про себя, что такое поведение не должно было вызвать подозрение у Бориса, как назвал себя парень, который договорился о встрече в таком неудачном месте.

Место было неудачным для захвата, но великолепным для конспиративной встречи. Много народа, рядом рестораны, казино, три станции метро, проходные дворы, улицы с односторонним движением. Да мало ли что можно использовать для ухода от наблюдения.

Илья вспомнил, что Борис настойчиво просил Дроздова быть на встрече с сотовым. Наверняка он будет несколько раз изменять место свидания, следить за поведением Дроздова и вести свое «контрнаблюдение».

Все очень сложно в такой суматохе. Это явно не пограничная засада, к которым за двадцать лет службы привык Илья.

Иван Васильевич прижал к себе сумку, где в обувной коробке лежали шесть тугих пачек в банковской упаковке.

Эти «куклы» передал ему Илья.

И вот теперь до встречи осталось пять минут. Невозможно что-нибудь уточнить или отменить все это.

Полезут сейчас на него с десяток головорезов, уволокут в подвал, вскроют «куклы», и все. Привет, Ваня. Все так, как в песне: «Ты зашухерила всю нашу малину, а теперь маслину получай».

Дроздов не согласился бы, если бы это предложил не полковник Илья Ермолов. Тут действовала солидарность и воспоминания о пограничной молодости.