Луи Буссенар - Бессребреник среди желтых дьяволов

Юноше не удалось разжалобить судей. Те слушали его с потрясающим равнодушием.

В военное время трибунал не особенно разбирался с пленными — ставили к стенке, производили несколько выстрелов и дело с концом.

Паренек любил приключения и частенько сталкивался с ними в жизни. Главное для него было — не потерять выдержки и присутствия духа.

Спустя несколько минут в зал суда привели его патрона. Буль-де-Сон едва не вскрикнул, увидев его. Поль Редон предстал перед судьями. Руки были связаны за спиной. Почему? Ведь юноша до сих пор оставался свободным.

Репортер был бледен, но держался прямо, высоко подняв голову, и смотрел на судей гордо, почти вызывающе. С помощью нескольких слов, которые он знал по-японски, Редон попытался объяснить судьям, что он француз и соблюдает нейтралитет. Увидев, что его понимают, он стал живо протестовать против самого судебного процесса, считая его недостойным цивилизованной нации.

Председатель казался спокойным. По-видимому, он решил не вступать в дискуссию.

— Я предоставлю вам возможность для объяснений, — произнес он равнодушно. — Послушайте сначала, в чем вас обвиняют.

Теперь капитан уступил место офицеру, производившему арест, который в свою очередь изложил факты. Председатель перевел их Полю Редону. Выяснилось, что репортер был задержан при чрезвычайных обстоятельствах. Он нашел и подобрал на поле боя человека с тем, чтобы помочь ему бежать. Когда же японские солдаты схватили их, он сказал, что якобы не знает того, которого защищал. Но при первой же возможности француз помог незнакомцу совершить побег. Надо добавить к этому, что кореец оказался шпионом, а кроме того, опасным конспиратором.

Корейцы и так уже ополчились против японцев, когда те вошли в Сеул, и теперь старались отомстить при каждом удобном случае за несправедливое, по их словам, вторжение. Японцы постоянно испытывали на себе ненависть отдельных фанатиков [35] Фанатик — здесь: человек, с исключительной страстностью предающийся какому-нибудь делу. , которые преследовали войска на всем пути их следования, убивали одиночек, устраивали поджоги и взрывы.

Получалось, что Поль Редон, назвавшись французом и журналистом, на самом деле является одним из соучастников, а стало быть, и его случай подлежит рассмотрению военного суда.

— Теперь, когда вы ознакомились с обвинением, — сказал председатель, — защищайтесь. Мы готовы выслушать вас.

К этому времени у Редона поднялась температура, к тому же он смертельно устал и чувствовал себя отвратительно.

— Вы ничего не хотите слышать о правах человека! — вспылил он. — Что я сделал такого, что не пристало бы делать? — кричал репортер. — В куче трупов я заметил живого человека, который еще дышал, а мародеры собирались добить его, чтобы выпотрошить как следует. Я действовал по велению сердца, защищая умирающего от вампиров [36] Вампиры — летучие мыши; питаются насекомыми; представление о том, что они являются кровососущими, — устарело. , бесновавшихся вокруг. Повторяю еще раз, я знать его не знаю. Вы говорите, он кореец? Может быть, но я ничего не ведаю о межнациональной вражде между соседями…

Совершенно холодным тоном председатель произнес:

— Зачем вы сказали, что будете отвечать за этого человека? Вы хотели, чтобы он избежал правосудия, которое должно свершиться над любым шпионом, пойманным на поле битвы.

— Потому что я не мог допустить, чтобы расстреливали раненого и беззащитного.

— А мы считаем, что вы прекрасно знали, что он улизнет, и хотели лишь выиграть время.

— Это наглая ложь! Я не могу и не хочу оценивать поступок этого несчастного, однако я согласен с тем, что несу ответственность за его побег. И даже если я потерял доверие в ваших глазах, я остаюсь честным и порядочным человеком и запрещаю вам меня оскорблять.

— Мальчишка, который был с вами, этот маленький француз, ваш слуга?

— Это мой друг и брат. Вы не имеете права делить мою вину с ним. Я один буду отвечать за то, что случилось.

— Не говорите так, патрон. — Голос Буль-де-Сона прозвучал как выстрел. — То, что вы сделали, справедливо и достойно уважения. Я рад, что помог вам.

Трех судей, однако, подобное заявление совершенно не тронуло. Допрос был закончен, дело оказалось улаженным в самом плохом смысле этого слова.

К судьям тем временем подошел капитан.

— Каждый обвиняемый имеет право на адвоката, — сказал он по-французски. — Я выполню эту роль.

— Кажется, он — большая шишка, — шепнул Буль-де-Сон на ухо Редону, который даже вздрогнул от удивления, услышав чистейший, почти без акцента [37] Акцент — здесь: своеобразие в произношении, свойственное говорящему не на своем родном языке. французский.

Председатель обменялся несколькими фразами с новоявленным защитником, после чего предоставил тому слово. По правде говоря, этот старый японец с открытым морщинистым лицом и решительным взглядом, был не лишен приятности. Разумеется, перед судьями он говорил по-японски.

— А что, — пробормотал Редон, который понимал смысл отдельных слов, — может, ему и удастся нас оправдать.

Действительно, несколько раз капитан указывал рукой в сторону обвиняемых. Защищал ли он их? Несмотря на все усилия, репортеру не удалось уследить за ходом выступления. Как и всем иностранцам, слушающим чужую речь, ему казалось, что она звучит слишком быстро.

Наконец капитан замолчал и, отдав честь, отошел в сторону, даже не взглянув на подзащитных. Да и что он мог им сказать…

Наступила долгая пауза. Судьи стали совещаться.

— Не нравится мне все это, — прошептал юноша.

Ожидание было недолгим. Поднявшись, председатель вынес приговор:

— Смертная казнь. Правда, по просьбе защитника, капитана Бан-Тай-Сана, приговор будет приведен в исполнение только после одобрения главнокомандующим. Сейчас же преступников отведут в крепость Ли-Ханг-Ти.

Поль Редон выслушал приговор с удивительным спокойствием, разумеется, Буль-де-Сон также не шелохнулся. Французы — они везде оставались французами.

Солдаты вновь окружили пленных, которые, впрочем, не сопротивлялись, и все отправились в высокую крепость.

— Вот те на! — произнес юноша.

— Вот те на! — повторил репортер, отрешенно улыбнувшись.

Японцы сосредоточили основные силы на дороге из Мукдена в Харбин. Там стояли два корпуса — один, направленный на Запад, другой — к Владивостоку, против морского флота России. Японцы, воодушевленные победой и уверенные, что не встретят на этой земле серьезного сопротивления, торопились — русский император теперь не скоро решится бросить в глубь Азии новые войска. Японцам не терпелось догнать противника и не дать ему ни минуты передышки. Они быстро организовали в Мукдене оккупационную службу, чтобы не ослаблять действующую армию. Шести тысяч человек хватило на поддержание порядка в Маньчжурии, жители которой, впрочем, и не собирались поднимать восстание.