Александр Соколовский - Дом на улице Овражной

Когда часы пробили шесть, все заторопились уходить.

— Ты скорее поправляйся, — сказал на прощание Костя Веселовский. — А то потом, знаешь, догонять трудно. По русскому сейчас суффиксы глаголов проходим. На правописание такие примерчики, что ой-ей-ей!.. — Он наморщил нос и потер переносицу. — Что-то я все время хочу у тебя спросить и забываю. Веревкин со своими съемками все мысли из головы выбил. То дышать, то не дышать… Будто у доктора в кабинете. Ну ладно, вспомню еще…

Я был уверен, что Костя собирается спросить у меня о причинах нашей с Женькой ссоры, и, признаться, радовался, что он об этом позабыл.

Ребята ушли. Стало тихо. Мать принесла ужин. Я поел и стал слушать, как тикают часы в столовой и как на улице гудят автомашины. С полчаса пролежал так, слушая и думая о своем, а потом незаметно уснул.

В кровати я провалялся не больше недели, а в школу помчался с таким чувством, будто бы не был там целый год. Я давно уже заметил, что болеть приятно только первые два дня. Лежишь себе в постели, почитываешь книжки и думаешь: «А наши-то там, в классе, сейчас корпят над диктантом, трясутся, что их к доске вызовут…» Но пройдет еще денек, и так захочется в школу, что хоть вскакивай прямо с температурой и беги!

Встретили меня в классе так, словно я был самый долгожданный гость, и будто бы целую неделю ребята только обо мне и тревожились. Каждому хотелось со мной поздороваться, точно я не дома больной провалялся, а на неделю слетал в межпланетное путешествие. Каждый? Нет, Женька даже и не взглянул на меня.

Зато Лешка вертелся вокруг меня волчком. Он даже сказал, что специально не стал проявлять ту пленку, на которую фотографировал ребят у моей постели, потому что хочет проявить ее со мной вместе.

Костя Веселовский сообщил, что составляет список участников самодеятельности, и спросил, что я умею делать. Но я с огорчением сказал ему, что ничего не умею.

— Вот так так, — озабоченно проговорил Костя. — А записываются все. Ну ладно, — решил он. — Я тебя тоже включу, а там хоть пианино будешь передвигать.

Мишка Маслов оглядел меня со всех сторон и с сожалением заметил, что у меня начищены башмаки и все пуговицы целехоньки. Оказалось, что «Уголок бытового обслуживания» уже начал работать и Мишка назначен ответственным.

— И что это вы все такие аккуратные стали? — недовольно сказал он. — Раньше у одного воротничка нет, у другого рукав порвался. А сейчас «уголок» зазря только пропадает.

Я чувствовал себя в этот день именинником. Даже учителя, выслушав рапорт дежурных и узнав, что я пришел в класс, оживленно кивали мне головой:

— А, Кулагин! Выздоровел? Это хорошо. С возвращением.

Но прошел день, еще один, и все пошло по-старому. Никто уже не обращал на меня внимания, и опять я стал таким же обыкновенным учеником, как и другие.

Дня через три после моего торжественного возвращения в класс, в понедельник, прямо с хоккейной тренировки, разгоряченный и веселый, возвращался я домой. Вприпрыжку взбежал на третий этаж, позвонил и долго не отпускал кнопку. Отворила мать.

— Раззвонился не вовремя, — сердито турнула она меня. — Вечно с выдумками. Отец заболел.

Все веселье разом исчезло.

— Заболел? Когда?

— Днем прямо с завода привезли. От тебя, видно, заразился. Ты смотри мне, не шуми. Голова у него болит. И температура высокая…

На цыпочках вошел я в комнату. Отец лежал на диване, устало прикрыв глаза.

— Сергей? — негромко спросил он. — Видишь вот… Схватила меня нелегкая… Грипп какой-то вирусный. И насморка нет, а скрутило всего. И что за грипп? Врач говорит, эпидемия какая-то из Азии пришла…

— Ты бы не разговаривал много, — проворчала мать. — А то еще больше температура подпрыгнет.

— Да ей уж, пожалуй, некуда больше подпрыгивать. И так почти сорок…

Мать вышла на кухню. Отец подождал, пока за нею закроется дверь, и, приподнявшись на локте, сказал с досадой:

— Болеть-то мне, Сережка, сейчас совсем нельзя. С узкоколейкой только теперь и заботы!.. Да еще электролизеры новые конструируем. Хотим, понимаешь, чтобы материала пошло столько же, сколько на прежние шло, а ванны чтобы были вдвое больше… — Он подмигнул. — Между прочим, вот тут и пригодится нам наука о сопротивлении материалов…

Вернулась мать. Он поспешно и озорно приложил палец к губам и откинулся на подушку.

Я знал, что такое электролизеры. Отец рассказывал, как выделывают алюминий. Сначала из бокситовой руды при помощи химии или в специальных печах извлекают глинозем — белый кристаллический порошок. Потом этот глинозем плавят вместе с криолитом, и криолито-глиноземный расплав попадает в электролизеры — громадные ванны. Там при температуре в девятьсот градусов жары пропускают сквозь эту массу электрический ток, и по желобам выливается из ванны, застывает в формах уже готовый металл.

Мать опять ушла на кухню, и отец снова приподнялся на локте.

— Слушай, Сергей. У меня тут в столе остались важные схемы и расчеты. Чтобы не задерживать дело, съездил бы ты на завод, отвез их в конструкторское бюро.

— Конечно, — с готовностью вскочил я. — Давай отвезу. Я знаю, где это. От проходной налево, в управлении.

— Правильно. Спросишь там инженера Чижова и передашь ему папку. А то пока еще они курьера соберутся послать…

Я выдвинул ящик стола и достал довольно пухлую папку с бумагами. Потом отец попросил меня вырвать еще чистый листок из тетрадки и дать ему чернила и ручку, чтобы написать инженеру Чижову записку.

Я хотел отправиться тотчас же, но мать и слушать ничего не стала.

— Поедешь после обеда, ничего с твоими бумагами не сделается, — твердила она.

Когда мы пообедали, она сама помогла мне одеться, только велела, чтобы я не расстегивался, потому что на улице ветрено, и еще чтобы не попал под машину.

До завода автобус едет около получаса. Я хорошо устроился возле окна и смотрел на проносившиеся мимо дома, скверы, магазины, газетные киоски… Вот и заводские корпуса, могучие, похожие на выгнутые гигантские спины неведомых чудовищ…

— Проходная, дальше не едем! — крикнула кондукторша.

В здании управления меня остановил усатый вахтер.

— К кому надо?

— К инженеру Чижову. Меня отец послал передать эту папку.

— Эге, — прищурился вахтер. — Ты не инженера ли Кулагина сынок?

Я кивнул.

— Оно и видно. Точь-в-точь вылитый отец. Ну проходи, проходи…

В конструкторском бюро было светло и тихо. Сквозь огромные окна свет заливал довольно большую комнату, тесно уставленную косыми чертежными досками, над которыми трудились люди.

— Тебе, мальчик, кого нужно? — приветливо улыбаясь, спросила девушка в сиреневой косыночке.

— Мне инженера Чижова надо.

— Чижова? Пройди вон туда, в конец. У окна сидит Чижов.